В субботу 30 июня, в свой день рождения, Гальдер принимал в гостях статс-секретаря Министерства иностранных дел Эрнста фон Вайцзеккера. По результатам этой встречи он записал несколько пунктов, которые его издатель Якобсен в 1962 г., возможно, по согласованию с Гальдером представил как высказывания Гитлера и личные взгляды Вайцзеккера, что, однако, вовсе не согласуется с текстом оригинала. По этой причине два пункта приписываются Гитлеру: «с) направить пристальный взгляд на Восток; d) нам, вероятно, придется еще раз продемонстрировать Англии нашу военную мощь, прежде чем она уступит и обеспечит нам безопасный тыл для движения на Восток»{417}.
С точки зрения содержания эти замечания мог сделать и сам Гальдер. Ведь в них в конечном итоге дается однозначная оценка стратегической ситуации, в которой вермахт оказался уже в 1938–1939 гг., когда в результате нападения на Польшу состоялась первая «демонстрация» такого рода — только с какой целью? Основная цель в 1939 г. была такой же, как и в 1940 г.: возможность нанесения военного удара по СССР. Если автор этого аргумента Гитлер, то это было первое замечание диктатора в январе 1940 г. касательно его намерений на Востоке. Но даже и в этом случае Гальдер опередил его на несколько дней{418}. Тем не менее абсолютно понятно, что Гальдер, которому едва удалось избежать сурового приговора Нюрнбергского трибунала, при издании своего дневника придавал особое значение формулировке «обеспечит нам безопасный тыл для движения на Восток» и однозначно приписывал ее авторство Гитлеру. В литературных источниках часто повторяется следующее предложение: «В целом — удовлетворение от ограничения России»{419}. В преданных позднее гласности документах Вайцзеккера никаких замечаний по поводу беседы с Гальдером, впрочем, нет.
Более поздняя маскировка первой инициативы наступления на Восток строилась по определенной системе. На Нюрнбергском трибунале, обвинявшем верхушку рейха в подготовке агрессии, речь шла не только о головах обвиняемых, но и о роли Генерального штаба и всего высшего военного командования. Делались попытки свалить всю ответственность на Гитлера как на верховного главнокомандующего, и это в большой степени могло бы снять обвинение с военного руководства, если бы авторство стратегических мотивов в принятии решения удалось приписать фюреру и тем самым объявить Сталина главным виновником случившегося. Поэтому неудивительно, что не только сам Гальдер, но и многие другие обвиняемые, объясняя перед трибуналом свои действия, активно упирали на этот шаблон.
Франц Гальдер в 1949 г. опубликовал небольшую статью о Гитлере как о полководце{420}. В то время бывший начальник Генерального штаба был консультантом американской армии и считался самым большим авторитетом как благодаря своим контактам со старой антигитлеровской оппозицией в среде военных, так и как благодаря нимбу последнего (что было ошибочно) представителя добрых традиций германского Генерального штаба{421}. Гальдер в своем анализе событий проигрывал июль 1940 г., указывал на угрозу нападения со стороны Сталина и на декабрьский приказ Гитлера по плану «Барбаросса» 1940 г. При этом он утверждал, что Гитлер принял окончательное решение о наступлении только в апреле 1941 г. Он якобы не обращал никакого внимания на предостережения своих военных советников. А далее Гальдер разъясняет собственный план с вводящей в заблуждение датировкой в качестве якобы реального существовавшего решения. Нетрудно догадаться, что оно основывалось на более старых представлениях о возможной военной интервенции.
Франц Гальдер о Гитлере как о полководце, 1949 г.:
«К началу 1941 г. безопасность всех фронтов была в значительной степени обеспечена, и германских сил на Востоке могло бы вполне хватить, чтобы нанести решительное поражение противостоящим силам русских, представленным практически основной массой войск России, расположенных в европейской части страны. Таким образом, военная активность России исключалась на продолжительный срок. Германских сил должно было хватить, чтобы в результате военной оккупации большей части Украины, Белоруссии и прибалтийских стран создать стратегическую полосу обеспечения вдоль границ Германии и Румынии и тем самым одновременно получить залог для ведения мирных переговоров»{422}.