С точки зрения командования 18-й армии, такая расстановка сил могла иметь следующие последствия: подтянув собственные силы в составе 15 пехотных дивизий и группу Гудериана с приданными ей моторизованными частями, вполне возможно было организовать оборону в ее обычном понимании. Правда, необходимо было усилить позиции в Восточной Пруссии, а в центре — создать условия для того, чтобы в результате непрекращающихся боев отойти на линию Вислы и затем контрударом отбросить противника. На юго-восточном направлении советские войска были нацелены на Венгрию и Румынию. Оценка данной расстановки сил Красной армии указывала на то, что она не могла рассчитывать на подкрепления из центральных районов страны.
Такая расстановка сил была весьма соблазнительной, если смотреть на нее глазами германского штабного генерала, который недавно одержал неожиданную грандиозную победу над Францией и рассчитывал на то, что и британцы в скором времени прекратят сопротивление. В соответствии с традиционным германским оперативным мышлением вырисовывались возможности разгрома армии противника в решительном приграничном сражении и возврат территорий, отданных Сталину в 1939 г., хотя они — как и в период Первой мировой войны — неизменно входили в сферу интересов Германии. Тот, кто сумеет выйти на линию Дерпт (Тарту) — Минск — Киев и к нижнему течению Днепра, будет располагать бесценными экономическими ресурсами европейской части России и сможет легко достичь Кавказа с его нефтяными промыслами. Исходя из сложившейся расстановки сил, Москва оставалась слабо защищенной, а с учетом того, что эта гигантская империя Востока была «колоссом на глиняных ногах», можно было вполне рассчитывать на скорое окончание войны.
Записи в дневнике Гальдера указывают на то, что он в те дни был занят большим количеством совершенно иных вопросов. Поэтому трудно себе представить, чтобы он предложил штабу 18-й армии какие-то новые мысли по «восточной проблеме», не говоря уже о том, чтобы сам Гитлер подтолкнул его к этому. Если бы это произошло, то могло бы привести к совершенно иным действиям на Востоке, как и в октябре 1939 г. при принятии решения о наступлении на Францию.
Так, Гальдер разъяснял Кюхлеру и Марксу, что, хотя и нет никаких «политических оснований» для спешки, тем не менее штабу армии следует уже заниматься разработкой плана боевых действий{441}. Конкретные сроки не устанавливались, но командующему армией и начальнику штаба потребовалось для этого лишь шесть дней. Это свидетельствует о высоком профессионализме и позволяет одновременно предполагать, что такая скорость объясняется наличием уже готовых документов и идей, к которым прибегли разработчики. По крайней мере, этот факт еще раз подтверждает, что летом и осенью 1939 г. план кампании при необходимости мог быть разработан в течение нескольких дней. Если вспомнить военную игру Гальдера в мае 1939 г., то там изготовка войск восточнее Вислы и их враждебное отношение к Красной армии были такими же, какими их видел штаб 18-й армии в июне 1940 г.
Что же сделала на основании приказа Гальдера небольшая группа штабных офицеров, которые были недавно расквартированы в Бломберге со своим штабом армии? Маркс, как обычно, со знанием дела приступил к работе. В первых набросках от 9 июня, сделанных для оперативного отдела Гальдера, Кюхлер рассматривает цели и задачи 18-й армии, в соответствии с которыми ее дивизии должны быть готовы к обороне по границе Восточной Пруссии и в верхнем течении реки Сан, соответственно по четыре на каждом участке. Основная масса сил, всего восемь дивизий, должна была, таким образом, оставаться в восточной части Генерал-губернаторства, чтобы в ходе собственного наступления «воспрепятствовать наступательным приготовлениям русских за пределами их сферы интересов». В этом заключалось качественное отличие от предыдущего приказа и появлялась возможность превентивного удара по СССР. Маркс предполагал, что можно будет создать две наступательные группировки. Одна нацеливалась на юго-восток, т. е. в известном направлении на Украину, а другая — на северо-запад, начальной точкой при этом должна выступать не Восточная Пруссия, а район восточнее Варшавы. В отличие от 1939 г., это было новое оперативное решение, поскольку в бывших нейтральных прибалтийских государствах уже находилась группировка советских войск, и фронтальное наступление на нее было бы неразумным. Группу Гудериана следовало расположить таким образом, чтобы ее можно было ввести в бой в составе наступающих войск как на северном, так и на южном направлениях{442}.