Лишь осознав, как неестественно тихо в кухне, Амир понял, что тонкая струна, удерживавшая голову Файлана, оборвалась. Файлан пересек губы Уст задолго до того, как Амир решился в очередной раз отклонить просьбу воина.
Он тяжело задышал. Испустил вздох. Накрутил шнур медальона на пальцы. Снаружи дождевые капли падали с неба, производя звук, похожий на биение пульса, прерываемый голосами.
Приближение свежего отряда халдивиров заставило молодого человека очнуться. Поначалу они растащат тела на входе, близ лестницы, и окропят трупы перцем, чтобы открыть павшим дорогу на Поля Корицы. А потом ввалятся в распахнутые двери кухни, привлеченные мерцанием света, и обнаружат Файлана и его.
В слабом свете факела Амир смотрел на Файлана, на неподвижную фигуру, которой не суждено подняться. Не имело значения, что он знал этого человека всего несколько суматошных минут. Стоя в тени, глядя на бездыханное тело, Амир думал о том, как ничтожна его собственная жизнь. Что ее ничего не стоит отнять, пока он кочует, как раб, по восьми королевствам, предав забвению собственные мечты. Если в следующий раз представится желанная возможность, он обязательно ухватится за нее. Но сейчас ему пора возвращаться домой.
Амир сунул медальон в карман и бегом бросился через кухню, прочь от приближающихся воинов. Среди дождя и мглы он был всего лишь искоркой лунного света, стремительной тенью, что гонится за хвостом тела, которому принадлежит. Халдивиры занялись растаскиванием тел убитых товарищей, и до Амира доносились издалека выкрики и приказы. Если в чем-то он и был уверен, так это в знании переходов, соединяющих форт с тропой пряностей. Всякий раз, отправляясь на встречу с Харини, он находил путь через этот лабиринт и надеялся, что сегодняшний вечер не станет исключением. Дождь все шел, и Амир предпочел держаться грязной, воняющей коровьим навозом дороги к прорытой ниже крепости канаве. Та, в свою очередь, вела через подземный туннель к шлюзу на границе джунглей сразу за килой. Если ему удастся перебраться через накопившуюся воду, халдивирам его никак не достать.
Стоит достичь тропы, останется только предложить какому-нибудь из носителей разделить груз, а тот будет только рад облегчить ношу.
Пока Амир брел через канаву, сердце его колотилось. Мысли разделились на две противоборствующие армии: одна верила Файлану, другая нет. Армия неверия одолевала, призвав на помощь опыт прожитых Амиром лет, накопившихся неудач, напоминала, как неосторожно полагаться на людей, живущих за пределами Чаши. Он сознавал тщету надежд для чашников вроде себя, которых мир манил щедрой наградой за службу, почестями, проливающимися из Уст, а сам топтал их, пинал и таскал, плевал и сек плетьми, заставлял гнуть спину от зари до зари. Ночной отдых сводился на нет муками пережитой за день боли, и они не успевали толком сомкнуть глаз, как день начинался снова, и цикл повторялся, повторялся, повторялся…
Он раз за разом корил себя за то, что не сумел достать Яд, который позволил бы ему увести семью из Ралухи. Мало просто уйти из торговли пряностями, как поступил отец. Амир не может избрать легкий путь и бросить семью. Только не в Чаше.
Но при всех своих сомнениях, даже после разговора с Харини, Амир не собирался кусать плод, которым его, прежде всего, не должны были угощать.
Ему надлежит вернуться в Ралуху. И попробовать снова.
А если Файлан не врет? Пещеры, полные Яда… А всего и нужен один пузырек. Залить тонкую струйку в горло амме для безболезненного перехода…
Раздираемый противоречиями, Амир выбрался из шлюза на подозрительно пустую дорогу. Взбираясь по склону к Вратам пряностей под дождем, снова перешедшим в холодную морось, он с ужасом и оцепенением понял, что носители уже вернулись в Ралуху. Без него.
Глава 5
Сундук с золотом и банка гвоздики имеют в моих глазах равную ценность. Если нет второй, нет смысла копить первое.
Амир вышел из Врат на шафрановые поля Ралухи и остановился, почти наткнувшись на острие выставленного Хасмином копья. Спину сводило от боли. Будь он сейчас с мешком – едва ли выдержал бы приступ, вызвавший мышечную судорогу и сжатие сердца. Дышать было трудно. В голове слышался голос, он шипел, как если бы в жарящийся на кокосовом масле четти добавили слишком много горчицы. Голос заполнял всю черепную коробку, норовя вылезти наружу.