Нападение на човкидара. Еще одно обвинение, которое выдвинет против него Хасмин… Как будто уже имеющихся не хватит, чтобы запрятать Амира в тюрьму на сотню лет.
Амир поднялся и заковылял по главной улице, жмущейся к склону долины. Улица Раджапаадхай тянулась на север чередой мраморных особняков и ухоженных садов. В конце ее высился на пьедестале из скалы и камня дворец Ралухи, озаренный золотым светом солнца.
Ухмыльнувшись, Амир выбрал другой путь. В той стороне стоял, улыбаясь, Карим-бхай, а с ним еще сотня чашников. В руках у них были флаги, а на устах лозунги. Ночь праздника миновала вместе с луной, и наступил новый день, – день, чтобы возвысить голос против господ, под чьим ярмом живут. Амир наизусть знал все, чего они требуют: более чистой воды, увеличения пайка специй, перераспределения земли, правосудия в части старинных обид, нанесенных высокожителями чашникам, и многого другого. Все это было организовано людьми, пользующимися в Чаше бо́льшим влиянием, чем Карим-бхай. И тем не менее старый носитель стоял среди них, участвуя в мероприятии, в успех которого не верил. Сотня лет выступлений против соседей-высокожителей не позволила добиться и половины того, чего сумел достичь Карим-бхай, услужливо путаясь под ногами у министров.
Когда Амир подошел ближе, процессия двинулась по улице Раджапаадхай.
Хромая, Амир нагнал земляков и слился с толпой, которая, горланя песни, вошла в ворота Пирамиды.
Хасмин и човкидары оказались в самом средоточии собрания. Хасмин растерянно оглядывался, словно не мог отличить одного чашника от другого. Амир обернулся и расплылся в лукавой ухмылке. Никто не видел, как он растворился в толпе.
Впервые сегодня он решил, что эти протесты идут на вес кардамона. Возбуждение схлынуло, его сменила боль от падения из окна Пирамиды. Он чувствовал себя так, словно переломал все кости. Амир тащился по улицам долины, пока не появились шафрановые поля, купающиеся в свете полуденного солнца. Увенчанные коробочками стебли клонились под ветром с холмов. Море пурпурного желто-оранжевого цвета, пересеченное полосами травы, с лесом поодаль.
За лесом шла широкая колючая изгородь, которую охраняли вооруженные караульные, и непроходимые болота, тянувшиеся на сколько хватало глаз. Если напрячь взор, можно рассмотреть намек на горы, похожие на гребенку на фоне неба. Внешние земли.
Не обращая внимания на далекое видение, Амир направился к расположенным посреди шафрановых полей Вратам пряностей. На страже подле них стояли несколько човкидаров, с пиками в руках и непреклонным взглядом.
Амир выудил письмо с печатью министра Сумана-Коти, отданное ему Карим-бхаем. В письме раскрывалась цель перехода Амира: он выступал посланником Сумана-Коти, министра рыболовства и шелка, а вверенный сему носителю медальон следовало незамедлительно вручить министру Деванангалу из Каланади. Карим-бхай, всегда готовый услужить Суману-Коти, всегда следующий за ним тенью, ухитрился приложить королевскую печать к пустому листу пергамента, а потом незаметно вернул ее снисходительному господину.
Пока човкидары изучали письмо, Амир бросал настороженные взгляды на край Чаши. Он как мог старался не выказывать нервозности, но, Врата, не мог сдержать дрожи в пальцах или не расчесывать нервно пятерней волосы. Столь многое зависело сейчас от сущих пустяков, совершенно обыденных прежде событий.
Наконец човкидар щелкнул пальцем по пергаменту, поцокал досадливо языком и вернул письмо:
– Проходи.
Амир обогнул его и взобрался по ступеням на помост Врат.
– Хо! – гаркнул вдруг човкидар.
Амир застыл.
– Что, сагиб?
– Ты черный перец забыл. – Стражник протянул ладонь, на которой лежала щепотка милагай тул.
Легкий порыв ветра пронесся у них над головой, и Амир счел это за добрый знак.
– Ах да! – выпалил он. – Прошу прощения.
Он взял у човкидара черный перец и снова поднялся на пьедестал как раз в тот миг, когда издалека донесся крик. Амир резко повернулся. К Вратам бежали с полдюжины стражников, и во главе их безошибочно угадывался Хасмин, размахивающий командирским жезлом.
Сердце молотом заколотилось у Амира в груди. Покров под аркой кружился, как смерч, приглашая войти. Серый камень, загадочный и непроницаемый, был готов поглотить его.
Он стряхнул с руки черный перец. Човкидар закричал. Амир откупорил склянку в медальоне и насыпал на ладонь олум. Стражник снова прокричал его имя, выставил вперед пику и стал взбираться по ступеням.