– Зато он со мной говорил, – парировал Сибил-кундж, помогая Амиру сойти со ступени.
Где-то наверху слышался еще вой ветра, врывающегося в открытый проем.
– Попросил у тебя трубку попользоваться, только и всего. Я там был. Он на тебя даже глаз не поднял.
Они тянули Амира все ниже, и каждый шаг порождал новую волну страха.
– И все же оказанная мне почесть выше твоей, – упирался Сибил-кундж. – По мне, голос ценнее глаз. Это более… личное.
– Глаза не лгут. А рот может. И врет.
– Уста способны раскрыть глубину человеческого сердца. Глаза же…
Амир, с трепетом в душе опуская ногу на очередную ступень, покашлял, чтобы прервать болтовню этой парочки.
– Вы обмолвились, что прошло четыре тысячи сто двенадцать лет. С чего именно?
Снова пауза.
– Ну, с того момента, как мы схватили того, первого, – сказал наконец Сибил-кундж. – Да, того, другого. Он приходил и уходил, но нам приказали не трогать ни его, ни таких, как он. Впрочем, мы бы и так его не поймали, даже если бы захотели. Он всегда… пугал нас.
Голоса их эхом разносились в пустом пространстве. Набравшись храбрости, Амир задал более прямой вопрос:
– Вы имеете в виду, что пробыли тут так долго?
Ответ страшил Амира. От невероятности происходящего сосало под ложечкой. Пот просачивался из-под повязки и сбегал по щекам. Четыре тысячи лет? Что это за место? Кто эти люди? Куда занесла его собственная опрометчивость?
Макун-кундж сжал Амиру плечо:
– Что ты хочешь сказать своим «так долго»? Стариком решил меня обозвать?
Амир замялся, отнеся вопрос к разряду той лишенной смысла реальности, в которой ему приходилось пребывать уже несколько часов. Если ему нужны ответы, следует проявлять большее уважение ко всему, что пугает его сейчас. Страх перед веками вполне можно преодолеть.
– Нет, ни в коем случае. Просто любопытно.
Чем глубже они опускались, тем более спертым становился воздух. Если это и есть Иллинди, то он не впечатлен. Амир уже чувствовал себя обманутым, все его размышления оказались не дороже кучки дерьма. Сибил-кунджа и Макун-кунджа не интересовало, похоже, ничего, кроме того, какие у Файлана были бицепсы и усы, и Амиру удалось завладеть их вниманием, только когда дело дошло до описания боя на лестнице в халморском дворце.
– Кто бы сомневался, – воскликнули стражи в унисон. – Он самих юирсена обучает. Файлан – это тень, сила природы, которой ничто не способно противостоять или причинить вред. Он изваян из металла, отлит, как молот, в чреве глубоких пещер, и, если уж он что решил, никто его не остановит.
– На самом деле он…
Слово «убит» уже готово было сорваться у Амира с языка, но он вовремя спохватился. Пожалуй, с этим можно обождать.
– Вот-вот, он на самом деле воин, – пробормотал молодой человек вместо этого, решив побыть укрывателем правды, хранителем тайн.
Ему вспомнилось предупреждение Файлана, что юирсена приведены в готовность. Файлан обучал их, и если увиденное Амиром у стен дворца Халморы свидетельствовало о качествах этого бойца, то страшно представить, что способна сотворить целая армия ему подобных. Карим-бхай рассказывал про армии: про тысячи солдат, выступающих против другого войска с одной-единственной целью – убивать. При этой мысли волна беспокойства захлестнула Амира. Этого ли ждут восемь королевств? Это ли цена секрета олума?
Вновь Амиром овладело неприятное ощущение, что он стал участником событий, смысла которых толком не понимает. А может, и не должен понимать. Это не его проблема. Им руководила лишь настойчивая просьба незнакомца, лучик надежды, прорезавшийся после того, как он потерял все в окруженном лесом зале Халморы, а также всепоглощающее стремление не попасть в лапы Хасмина.
Более того, где-то неподалеку находится Яд, и Амир не упустит свой шанс. У него есть три дня, чтобы вернуться в Ралуху, напомнил он себе. Через три дня Кабиру предстоит выйти на службу.
В какой-то миг Амир сделал шаг, ожидая найти следующую ступень, но обнаружил, что пол ровный. Они достигли дна. Амир попытался было отыскать какую-то опору, но со стоном вспомнил, что у него связаны руки.
Спереди донесся какой-то скрежет. Звук ломающихся веток, передвигаемых камней. Окутанный кромешной тьмой, он ловил любой шум.
Двое стражей повели его по усеянной камнями тропе через то, что должно было являться сердцем горы. Спустя какое-то время жара усилилась. Неприятное ощущение зашевелилось внутри у Амира, ком подкатил к горлу.
– Так я, получается, преступник? – спросил он, подавляя позыв к рвоте.