Стал он собираться на битву. Тогда явилась к нему его благородная мать, бывшая сестрой эльфийского правителя, и заклинала его так:
— Не покидай Великого леса, не оставив наследника, чтобы не прервался наш славный род. Ибо ты один остался из моих сыновей, и нареченная твоя никогда не пойдет за другого.
А надо сказать, что был среди эльфов обычай жениться на своих единоутробных сестрах, и вместе родившиеся мальчик и девочка обрученными считались еще до рождения. Так и сестра Дирфиона Дирфиэль была его невестой, и хоть не питали они друг к другу любви и сердечной склонности, почитали долгом своим стать супругами и воспитать ребенка.
И вошел Дирфион к своей сестре, и понесла она. Тем же утром оставил эльфийский витязь супругу и выступил на границу Великого леса, где кипела жаркая схватка.
Дирфион облачился в свой мифриловый панцирь с узором "летящие лебеди", взял щит с королевским лебедем, копье, меч свой славный и выехал на поле битвы на белом жеребце со звездой во лбу.
Издалека увидели Ашурран и Дирфион друг друга, и вскипела в них жаркая ненависть, и умножилась многократно против прежнего, ибо каждый из них считал другого виновником гибели нежного душою, чистого сердцем Фаэливрина. Были они воинами по натуре и призванию, и горе их обратилось в боевую ярость. Пробиваясь друг к другу, даже собственных воинов, загородивших путь, расшвыривали они безжалостно.
Сойдясь на высоком холме, ударили они друг друга копьями, и сломались копья, и разлетелись вдребезги щиты, так силен был удар. Соскочив на землю, выхватили они мечи и принялись рубиться — будто черно-белый вихрь загулял, взметнувшись. Так быстры были их удары и выпады, что нельзя было уследить глазом.
И бросали они друг другу обвинения на своем языке, не понимая каждый другого и все-таки понимая:
— Ты погубила брата моего, совратила и заставила предать свой народ! Смерть за смерть!
— Ты погубил Фаэливрина, ибо свел его со мной, а потом разлучил! Смерть за смерть!
Звенела сталь, ударяясь о сталь, и теперь вооружение их было равным, и зачарованные доспехи Ашурран прочностью не уступали мифрилу, и сабля у нее была эльфийская, что по руке пришлась из трофеев.
Но чуяла Ашурран, но рука ее уже не так тверда, как прежде, и годы молодости миновали, ведь исполнилось ей к тому времени пятьдесят три года. Нельзя уже было надеяться на умение и силу. Лишь одна только ярость питала ее, направляя руку.
Защита Дирфиона была безупречна, и никак не могла Ашурран подобраться к нему на длину клинка. Лишь одно только средство оставалось — дать ему нанести удар и ударить после. Так Ашурран и поступила. Раскрылась на мгновение, будто сделала ошибку, будто оступилась на камне, и ударил Дирфион ее мечом, и пробил панцирь, и клинок вышел, сверкая, из ее спины. Но в то же мгновение, как наносит удар умирающая змея, Ашурран ударила его мечом в бок, в сочленение доспеха.
Упали они на колени, сплетенные в смертельном объятии. И верно, была бы у каждого надежда выжить, если б вынуть клинок и перевязать рану. Но даже клещами нельзя было разомкнуть их пальцы, сжавшиеся на рукоятках мечей. И были безмятежны их лица, несмотря на горячую кровь, потоком бегущую в траву, и несмотря на сталь, язвившую тело болью, ибо были они уже по ту сторону страдания, по ту сторону желания жить.
— Я сам погубил своего брата, когда сохранил тебе жизнь и привез тебя в Грейна Тиаллэ. Заслуживаю я смерти.
— Я сама погубила возлюбленного моего, ибо не смогла скрыть от него правду. Заслуживаю я смерти.
Легли они на землю друг подле друга, будто влюбленные, сплетаясь в объятиях. И прижавшись щекой к ее косам, сказал Дирфион еле слышно:
— Будь ты аланнэ, не искал бы я себе другой подруги. И юноша Фаэливрин сидел бы у нашего очага, брат и возлюбленный.
И лежа головой на его руке, шепнула она:
— Будь ты смертным, сражались бы мы с тобой локоть к локтю, и в бою прикрывали бы друг друга, и не разлучались бы ни на ложе, ни в битве.
Так их и нашли, лежащих рядом, и безмятежны были их лица, ибо в смерти нашли они исцеление от сердечных ран, и от горестных потерь, и от печали.
После смерти Ашурран вся страна оделась в траур. Король Хасидзава повелел воздвигнуть для нее усыпальницу из черного хаэлгирского мрамора. До сих пор развалины этой усыпальницы можно видеть в долине Кассан.
Тело Дирфиона выдали эльфам, чтобы похоронили они его по своим обычаям. Для воздания почестей павшим героям объявили шестидневное перемирие.
И шептались люди, что каждую ночь в усыпальницу Ашурран являются два прекрасных призрака, похожих, как единокровные братья. Один — в белых шелковых одеждах, и другой — в белых доспехах, с серебряным щитом. Преклонив колено, молча роняют они слезы на гробницу великой воительницы людей. Хоть неизвестно, много ли правды в этой легенде, но все же красива она и печальна, как сама память о воительнице Ашурран.
Говорят еще, что после смерти Ашурран была причислена к сонму небожителей, младших богов, и стала покровительницей битв и сражений. И нередко с тех пор воины взывали к ней, прося удачи в бою. Древние же почитали Дирфиона и взывали к нему к минуту опасности, чтобы набраться мужества.
Смертью своей Ашурран добилась того, чего не могла добиться при жизни. Опечаленные гибелью столь великих героев, эльфийский правитель и юнанский король заключили мир. Так был положен конец Великой войне, длившейся без малого тридцать лет и унесшей жизни бесчисленного количества людей и эльфов, славнейшими из которых были Ашурран и Дирфион.
По мирному договору людям отошли земли до самой реки Кинн Сарг и огромный выкуп. В ознаменование мира между двумя великими расами вновь был заселен Нэт Сэйлин, древний эльфийский город-замок. Объявили его Храмом всех богов, оплотом магии и знаний, открытым и безопасным для всех живых существ, наделенных разумом, и самым могущественным колдовством был он защищен от нападения.
Поставили у ворот храма статуи Ашурран и Дирфиона высотой в 50 локтей. И гласит легенда, что буде люди захотят со злым умыслом или с оружием в руках войти в храм, то Дирфион сойдет со своего постамента и преградит им дорогу; а если эльфы осмелятся на подобное деяние, то путь заступит им статуя Ашурран.
Со временем исконное название Храма забылось, и стали его называть Фаннешту. Сделался он обителью множества чародеев и книжников, ученых и лекарей, монахов и искусных ремесленников. В конце жизни поселился в Фаннешту сын Ашурран Юуджи, и больше о нем ничего не известно.
51. Гибель Юнана
Через двести пятьдесят лет хлынули орды варваров через Юнан на равнину Терайса, в степи, раскинувшиеся на месте болот и лесов. Предали они огню и мечу юнанские города. Погибла тогда Кассандана и больше никогда не была отстроена. Однако, говорят, усыпальницу Ашурран варвары пощадили и не только не стали грабить, но оказали почет могиле воительницы, сойдя с коней и принеся жертвы по своему варварскому обыкновению. Ибо даже дикари, лишенные блага просвещения, чтут доблесть и воинскую славу. Двести пятьдесят лет понадобилось, чтобы умерли дети и внуки тех, кто еще помнил подвиги Ашурран, и только тогда варвары набрались храбрости напасть на Юнан. Вот какова была слава воительницы Ашурран! Само имя ее стало нарицательным. Так исполнилось все то, чего желала она и что обещал ей чародей Руатта.
Восемь веков длилось Смутное время, пока не основана была Крида, объявленная преемницей традиций Юнана, оплот цивилизации и культуры для всего континента. Возникали и рушились царства, строились и разрушались города, зарождались и вымирали народы. Само лицо земли изменялось: пересыхали болота и реки, вырубались леса и вновь поднимались из саженцев, прибывало и отступало море. Но имя воительницы Ашурран никогда не было забыто.