В ответ Мартин не произнес ни слова, а только что-то промычал себе под нос.
Я стала судорожно рыться в сумочке в поисках носового платка и на секунду закрыла лицо рукой. Впервые за весь этот бесконечный день мне захотелось остаться одной.
— Понимаешь, у меня такое чувство, будто я поспешила сделать выбор, будто…
— Нов этом не было никакой необходимости… — начал Мартин, но остановился, не закончив фразы. Затем продолжил уже гораздо мягче: — Мне даже в голову не приходило, что тебя гложет чувство вины. Не знал, что тебе так плохо…
— Да нет же, — не сдавалась я. — Только не тогда, когда я в Клубе и выполняю свою работу. Тогда я вовсе не считаю себя плохой. Я верю в то, что делаю. Клуб — это воплощение в жизнь моей мечты. Клуб — это мое призвание.
Тут я остановилась, точно сама не ожидала. что смогу такое сказать. И все же это были те самые слова, которые я много лет произносила, обращаясь к другим, и которые постоянно звучали в моей голове. Клуб — это мой монастырь.
Но ведь все наши ритуалы для того и созданы, чтобы защитить тебя.
Невидящими глазами я долго вглядывалась в темноту, но потом повернулась к Мартину. Он сидел неподвижно, лицо его оставалось таким же спокойным и понимающим. Ему и сейчас явно не изменила его обычная жизнерадостность.
— Но, согласись, призвание требует и изрядной доли самоотречения! — произнес Мартин.
— Я об этом как-то не думала, — ответила я безразличным тоном, хотя в глубине души была польщена, даже очень польщена, и почему-то слегка взволнована.
— Может быть, дело в нравственной стороне вопроса? — поинтересовался он.
Я кивнула, но промолчала.
— А ведь все было задумано иначе, — продолжил Мартин. — Все совершалось во имя свободы и, как мы тысячу раз себе твердили, во имя любви!
Я покачала головой, снова сделав ему знак помолчать.
— События развиваются слишком стремительно, — сказал я. — Мне нужно время, чтобы подумать.
Хотя это, конечно, было неправдой. Теперь я уже была абсолютно не способна думать, находясь в одиночестве. Вот почему я вызвала Мартина. И чтобы дать ему это понять, я протянула руку и крепко сжала его ладонь. Причем так крепко, что ему, должно быть, стало больно, но он продолжал сидеть как ни в чем не бывало.
— Знаешь, Лиза, мало кто из нас прожил жизнь, хоть раз не вступив в драматическую борьбу за свободу. И эта драматическая борьба — знамение нашего времени. Но, к сожалению, большинство из нас так и не достигли цели. Мы словно застряли на полпути, увязнув в трясине: мы успели отринуть мифы о морали, но так и не сумели хоть на шаг приблизиться к желанной утопии, притягивающей наши жадные взоры. И вот мы здесь: между Сциллой и Харибдой, между гнетущей, унылой католической моралью, впитанной нами с молоком матери, и призрачной картиной нового мира, где любовь во всех ее проявлениях не является грехом. Ты одержала множество впечатляющих побед, но если откажешься от Эллиота, поскольку, по-твоему, не имеешь права его любить, это будет непомерно высокой ценой!
Я продолжала упрямо молчать. Но каждое его слово находило отзвук в моей душе. Однако у меня не было сил ни говорить, ни двигаться, ни даже обдумать его слова. Мне было так грустно, ужасно грустно, и в то же время отчаянно хотелось избавиться от тоски, прогнать ее прочь.
И вот так в полной тишине томительно тянулись минуты.
На садик опустилась сладкая субтропическая ночь, только листья папоротников подрагивали в рассеянном свете фонариков да сонно клонились книзу ветки бананового дерева. Небо над головой было как черный бархат — и ни одной звезды.
Мартин легонько сжал мою руку, которая продолжала покоиться в его горячей ладони.
— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня, — сказал он.
— Что именно?
— Когда ты мне позвонила, я сразу же откликнулся на твой призыв. А теперь сделай то же для меня.
— Ты меня пугаешь, — нахмурилась я.
— Возвращайся в Клуб. Ступай к себе и позвони Ричарду, скажи, что хочешь вернуться, и попроси прислать за тобой самолет. А когда приедешь туда, то сразу же сделай две вещи. Наведи порядок в делах, чтобы задобрить мистера Кросса и сохранить хорошие отношения с Клубом. Затем отправляйся к Эллиоту. Скажи ему все, что говорила мне. Объясни ему, почему дала задний ход, почему не можешь принять решение, почему начала разваливаться по частям…
— Господи, это будет таким облегчением… сказать ему, все объяснить… — Тут я поняла, что снова плачу, прямо-таки захлебываюсь слезами. Ужас! Но я только кивнула и прикрыла глаза рукой. — Как бы мне хотелось, чтобы он сейчас был здесь!