В раба влюбилась старая то ли русская, то ли прусская графиня (см. ниже). Раб заявил, что если его не могут долго держать в неволе, то он поедет куда-нибудь еще. Деньги — не главное. Раб несколько раз упоминал, что молодые хозяева запугивали его, но не обращался с просьбой избавить его от встреч с ними. Говорит, что ему становится страшно, когда его унижает человек гораздо слабее его».
Я перескочила в конец досье.
«Отправлен с наилучшими рекомендациями (просто идеально для Клуба!), но необходимо еще раз подчеркнуть, что этот раб — новичок. Соблюдайте осторожность! Я могу поручиться за него в плане готовности и психической устойчивости, но при этом хочу добавить, что его подготовка была очень непродолжительно!
И хотя раб прошел все тесты с женщинами-хэндлерами, подобные ситуации оказались для него стрессовыми, поскольку он явно больше боится женщин, чем мужчин. Раб отказывается говорить о женщинах, однако утверждает, что сделает все возможное, чтобы его приняли в Клуб. Раб хорошо реагирует на женщин, женщины его явно возбуждают, но это порождает тяжелую внутреннюю борьбу».
Что-то в его лице будило во мне смутные сомнения. И я поняла, в чем дело, после того как, перелистав досье, нашла несколько небольших снимков. Я оказалась права. В профиль, когда Эллиот Слейтер не смотрел в объектив, его лицо выглядело жестким, почти холодным. В нем чувствовалась скрытая угроза. Это было лицо человека, глубоко ушедшего в себя. Я снова вернулась к фото, где он улыбался. Очень милая улыбка. Я закрыла папку, не став читать «Заметки относительно хозяев и хозяек, которые благоволили рабу». Бог его знает, что там понаписал Мартин! Ему бы романы сочинять! Или оставаться именно тем, кто он есть.
Я сидела, уставившись на закрытую палку, потом снова открыла ее и посмотрела на фотографию Слейтера.
Я ощущала присутствие Дианы рядом. Ощущала тепло ее тела, ее желание. И что-то еще: беспокойство из-за возникшего во мне напряжения.
— Не жди меня к ужину, — произнесла я. — А теперь быстро щетку для волос, а еще немного охлажденных духов «Шанель».
Когда Диана отошла к комоду, я резко нажала на кнопку на письменном столе.
Диана хранила духи в маленьком холодильнике в гардеробной. Она принесла флакон и чистую фланелевую тряпочку.
Диана начала расчесывать мне волосы, а я принялась похлопывать себя по щекам влажной фланелькой. Никто не умеет расчесывать волосы лучше Дианы. Здесь ей нет равных.
Не успела она закончить, как дверь отворилась и вошел Дэниел, мой любимый помощник.
— Рад снова видеть тебя, Лиза. Нам тебя не хватало, — сказал он, посмотрев в сторону Дианы. — Ричард говорит, рабы будут в зале через сорок пять минут. И ты ему нужна. Сейчас особый случай.
Надо же, как не повезло!
— Хорошо, Дэниел, — ответила я, махнув рукой в сторону Дианы, чтобы та остановилась.
Я развернула ее лицом к себе и бросила на нее строгий взгляд. Она склонила голову, копна белых волос рассыпалась по плечам.
— Я буду очень занята и хочу, чтобы Диана поработала, — заявила я.
Я почувствовала, что мои слова потрясли ее. Наиболее сладостными для нас были свидания после разлуки.
И поздний вечер — наилучшее время. И она, конечно, прекрасно это знала.
— Лиза, граф Солоский как раз здесь. Он уже спрашивал про Диану, но получил отказ.
Хорошо. Это что, тот самый граф Солоский, который хочет сделать из нее международную звезду?
— Тот самый, — ответил Дэниел.
— Тогда преподнесите ее ему как подарок: перевяжите лентой. Ну, что-то в этом роде.
Диана бросила на меня испуганный взгляд, но сумела взять себя в руки.
— Если он не захочет ею воспользоваться, отправьте ее в бар. Пусть работает там допоздна.
— Лиза, она что, чем-то не угодила тебе?
— Вовсе нет. Меня просто укачало в самолете. Мы битых два часа кружили над островом.
Тут неожиданно зазвонил телефон.
— Лиза, ты нужна мне в офисе, — услышала я голос Ричарда.
— Ричард, я только-только приехала. Дай мне двадцать минут — и я там, — ответила я и повесила трубку.
Диана и Дэниел наконец-то ушли. Тишина. Какое счастье!
Я глотнула холодного джина и снова открыла папку.
«Эллиот Слейтер, Беркли. Калифорния.
Прошел подготовку в Сан-Франциско под руководством Мартина Халифакса».
Все эти места — Беркли, Сан-Франциско, где на меня была наложена епитимия, называемая отпуском, я не считала своим домом. Нет. Просто вехи на долгом пути, который привел меня на этот самый остров, в эту самую комнату.
Словно окоченев, я вдруг вспомнила все. Все с самого начала. И тогда в моей жизни еще не было Мартина Халифакса.