Неожиданно я почувствовала глубочайшее отвращение ко всему происходящему, всю неестественность этого действа и одновременно испытала возбуждение от привкуса запретного, нестерпимое желание при виде его беспомощности… Да желание никуда и не исчезало. И он это прекрасно знал, так как эрекция у него оставалась такой же сильной. Но он явно был на грани и мог вот-вот сорваться.
Все нормально, Эллиот! Просто более близкое знакомство с первоклассным Клубом.
— Ты хочешь угодить мне, — прошептала я ему на ухо. Настоящая госпожа только так и должна говорить. Я могу даже претендовать на академическую награду. — Скажи «да». Я хочу это слышать.
Однако за ним уже пришел хэндлер. Все, пора. К столбам привязывали двух новых рабов. Он был справа.
Перепоручив его хэндлеру, я заняла место повыше на скамейках для зрителей.
Оттуда мне были хорошо видны аллеи, фонтаны, павильоны, толпы гостей, идущих по дорожкам и стекающихся к позорному столбу.
Его втащили на платформу за железное кольцо на белом ошейнике. Затем кольцо прикрепили к столбу. Эллиоту тут же связали щиколотки. Теперь он оказался абсолютно беспомощным. Ему ничего не оставалось, как стоять, выпрямившись, со связанными за спиной руками, и принимать удары. Боже мой, он выглядел так благородно! Совсем как Эррол Флинн в роли капитана Блада, захваченного врагами. Совсем как закованный в цепи герой какой-нибудь постановки. Желание с привкусом старины.
И тут же заплечных дел мастера заработали плетками.
Если все остальные рабы принимали наказание как неизбежность, с трагическим лицом, то он был в жутком напряжении, дрожал и пытался сопротивляться до конца.
Примерно дюжина гостей сгрудилась вокруг него в ожидании чего-то особенного. Они даже начали его подзадоривать. Но, думаю, вряд ли кто-то из них понимал, что он постепенно терял самообладание.
Ритмичный звук рассекающих воздух плеток завораживал. И чем дольше это продолжалось, тем хуже было для него. Теперь мне стало совершенно очевидно, что экзекуция не только возбуждала, но и разрушала его. Он не мог позволить себе вот так просто сдаться.
Когда все было кончено, я знаком велела подвести его к своему месту, но не снимать повязки с глаз. Он был ужасно разгоряченным, словно только что вышел из парилки: мокрые волосы, тяжело вздымающаяся грудь, отрывистое дыхание. Я развернула его и не обнаружила ни малейших признаков сопротивления. Он был таким привлекательным, таким притягательным, впрочем, как и всегда, но необычно молчаливым. Он лишь нервно облизывал губы, и только по легкому подрагиванию его лицевых мышц я поняла, насколько он несчастен.
Я осторожно провела его по дорожке сквозь толпу. Похоже, повязка на глазах до сих пор немало его раздражала. так какой нервно подпрыгивал при любом случайном прикосновении. Но он явно больше не собирался умолять меня снять ее. Он не проронил ни звука. Я аккуратно провела его через аркаду, а затем в сад — в тишину и покой.
16.
Лизa. Нет выхода
Он так и не успокоился. Даже когда мы наконец вошли в мою комнату, он не проронил ни слова. Настольные лампы уже включили, постельное белье сменили, кровать аккуратно расстелили для отхода ко сну.
Я оставила его стоять в центре комнаты, а сама отошла в сторонку и стала тихо наблюдать за ним. Из-под повязки на глазах по его щекам медленно текли слезы. Он мужественно, стараясь, чтобы я не заметила, глотал их. Его член все еще был в состоянии эрекции.
Я прошла через двустворчатую дверь, гадая про себя, может ли он меня слышать, а потом не выдержала и оглянулась. На фоне вполне буржуазной обстановки он, в своих наручниках и ошейнике, смотрелся просто потрясающе, белая повязка на глазах только подчеркивала румянец на щеках и пышность шевелюры.
Я тихонько уселась за письменный стол. У меня ужасно болела голова, хотя это была даже не боль, а, скорее, шум. Все тело, нет, не тело, душа болела за него, но меня словно парализовало. Я снова взяла его личное дело и достала оттуда блестящую черно-белую фотографию, где он, улыбаясь в камеру, был снят в водолазке и больших солнцезащитных очках. Я закрыла папку и отложила в сторону.
И вот так я сидела за столом, в задумчивости покусывая костяшки пальцев, пока не прокусила их зубами до крови и не остановилась в испуге. Тогда я встала и начала нетерпеливо срывать с себя одежду, нервно швыряя ее на пол.
И уже абсолютно голая я вернулась в спальню. Я подошла к нему и снова посмотрела на его лицо, а потом нежно погладила и, отогнув край белого ошейника, взяла его за подбородок, чтобы получше рассмотреть.