– Но, отец?..
– У меня мало времени, – качнулась черная голова. – Я должен торопиться.
– Но ведь камень вновь пылает!
– Только сейчас. – Черный огр посмотрел на сына. – Я – последний из духов, заключенных в нем. Наши с тобой кровные узы позволили мне так долго сопротивляться Погибели. Но на закате я исчезну.
– Нет!
– Камень падает сверху вниз, вода течет с горы, а не наоборот, – недовольно проворчал дух. – Даже горы не в силах воспрепятствовать этому. Ты – огр, сын мой. Смирись с судьбой, как смирился я.
– Но…
– Я уйду навсегда, но оставлю для тебя подсказку. Погибель уже рядом, и я осознал твой путь. Но теперь ты пойдешь без помощи духов. Один.
– Но зачем? Если Погибель опустошит камень, стоит ли куда-то идти?
– Не все еще потеряно, сын мой. Есть способ уничтожить Погибель и восстановить сердце-камень нашего народа.
– Не понимаю.
Изображение в камне дрогнуло и начало расплываться, подробности исчезали по мере того, как истончался ореол рубинового света. Даже голос духа стал невыразительным и надтреснутым.
– Возьми камень и отнеси его… Туда, где он рожден.
– Где это место?
Ответ прошелестел, будто легкий ветерок. Тол’чак отшатнулся, задыхаясь от волнения.
– Нет!
Но он знал, что услышал истину.
Темная фигура огра исчезала, сливаясь с другими тенями.
– Просто сделай это… Во имя своего отца…
Тол’чак сжал кулаки. Выполнить просьбу немыслимо, невозможно! Но все же он кивнул.
– Я попытаюсь.
Свет на миг возобладал над тенью. Донесся последний шепот:
– Как ты похож на свою мать… – Сияние исчезло. – Я ухожу счастливым, зная, что мы оба живем в тебе, сын мой.
Потускневший кристалл лежал на холодном граните.
Тол’чак не мог пошевелиться. От рубинового сияния не осталось и следа. Наконец огр пересилил себя и, сграбастав камень широкими лапами, положил его на колени, будто баюкая сердце своего племени.
Так он просидел, пока солнце не исчезло за линией горизонта. Лишь слезы время от времени скатывались по щекам великана. Когда очертания башни скрылись во тьме, Тол’чак поднес камень к губам и поцеловал холодную поверхность.
– До встречи, отец, – прошептал он.
Джоак поспешно шагал по пустым коридорам, всей душой желая сбежать куда-нибудь подальше.
Дыхание его сбилось, великолепную одежду покрывали пыль и паутина – ведь он пробирался по заброшенным коридорам. На миг юноша остановился, прислушался и, не уловив шагов преследователей, пошел медленнее, на ходу вытирая носовым платком измазанную бровь. Как же все это ему надоело!
Слева открылся вход на винтовую лестницу, и Джоак немедленно нырнул туда. Плечи молодого человека еле-еле проходили через узкий лаз. Скорее всего, этот ход проделали для слуг. Юноша поднимался по лестнице, шагая через ступеньку. Добраться бы только до главного зала, а оттуда путь к кухням он знает как свои пять пальцев. Жалобное урчание в животе пробуждало мечты о глубокой миске с тушеным мясом и краюхе свежевыпеченного хлеба. Побег стоил Джоаку пропущенного обеда, но брат ведьмы не жалел о заплаченной цене.
Миновав последний пролет, юноша бочком протиснулся в дверь. Звуки кухонной суеты обрушились на него сладкой музыкой: стук горшков, шипение жира на противнях, трубный глас главного повара, умело управляющего здешним беспорядком. Дверные створки захлопнулись за спиной Джоака. Пламя очагов озаряло стены, будто заходящее солнце. Аромат запеченных кроликов щекотал ноздри, а запах хлеба с восхитительной ржаной корочкой, только что вынутого из духовки, смешивался с запахом жареного лука. Ноги Джоака, словно повинуясь темному заклятию, сами понесли его вперед. Юноша зачарованно двинулся на шум и запахи.
Но, едва переступив порог кухни, он налетел на девушку с золотисто-рыжими волосами, выглядывавшими из-под белой накрахмаленной косынки. Она оттолкнула его, приняв за одного из кухонных слуг, которые так и норовили украсть что-нибудь съестное.
– Руки прочь, болван! Я тебе не девка из таверны! – Не успев возразить ни словом, ни жестом, юноша получил локтем под дых. – На тебе!
И тут она разглядела его. Девушка отличалась от прочих работниц смуглой кожей, напоминавшей темную бронзу, которая как нельзя лучше оттеняла яркий золотистый цвет волос. Ее взгляд скользнул снизу вверх, от черных сапог юноши по серым бриджам до изумрудно-зеленой рубахи и плаща, небрежно накинутого на правое плечо, и остановился на лице.
Сдавленно пискнув: «Лорд Джоак!» – она упала на колени. Привлеченные ее возгласом, прочие кухонные работники остановились, вытаращившись на них. Казалось, что вокруг стало тише.