В шесть часов он был собран, а в начале восьмого уже допытывал ночную службу на предмет ночных происшествий. Вся эта служба была заряжена на информацию о пропаже молодых девушек, к счастью, этой ночью таких вестей не было. В это время в двери отдела ввалились в полной экипировке два омоновца, это были командиры взводов. Родион повел их к себе на чай, предварительно изъяв у дежурного мешок с пряниками. У каждого взвода был свой КамАЗ, и личный состав сейчас отдыхал в обнимку с оружием и амуницией. Командиры были молодые, но уже понюхавшие пороха, а улица сегодня обещала опять погожий, солнечный денек. Небо было чистое, и в нем блестели мелкие, уже зимние звезды. Пили чай, пряники оказались деревянные, но под омоновскими зубами с хрустом раскалывались. Все вроде знали, что завтрака сегодня не будет. Предстоящая работа требовала пустого желудка, а пряники деревянные – это, конечно, не еда. Ровно к 7:30 по-солдатски подошли все опера и тоже к чаю присоединились. К 8 больно много уже народу собралось, и капитан была сегодня по гражданке, ее нигде сегодня не задействовали, она просто пришла побыть рядом.
Ксения уснула только под утро, в ночи дважды порывалась читать свою дежурную книгу «Сто лет одиночества», но чтиво не шло, и она вновь засыпала, чтобы проснуться. Отрывки снов были немые и серые, она мерзла то ли наяву, то ли во сне. Еще не прозвонил будильник, а она уже слышала, как соседи спускают по лестнице коляску с малышом.
***
Совещание у полковника проходило в армейском стиле и началось с того, что он уведомил всех, что, несмотря на то, что вся ответственность за операцию лежит на нем, руководить ей будет майор и боевой офицер. Ему, верно, казалось, что, если он назовет Родиона боевым офицером, от этого будет положительный эффект. Омоновцы, которые были ответственны на связь, принесли с собой две дополнительные рации – полковнику и Родиону. Определились по позывным: первый, второй, третий, четвертый. Потом углубились в детали: первый взвод будет штурмовать бункер, а потом – с крыши во двор; второй взвод разделится и будет сидеть в засаде у первой и второй россыпи скальника, чтобы прицельно обстрелять машины, на малой скорости всегда шансов больше. Определились, кто будет наблюдателем, который даст команду, что машина выезжает, и в какую сторону начинает движение. Когда вопросы были исчерпаны, полковник по-отечески доложил, что договорился: в воинской части им накроют на сорок человек чай с солдатской пайкой масла и сахара. Количество жидкости – неограниченно.
Омоновцы завели свои КамАЗы и уехали, чтобы вернуться в 10:30. Полковник тоже захотел почаевничать, оказывается, он из дома припер заварку, печенье и даже ветчину с хлебом. Попросил позвать оперов, да прихватить с собой капитана из следствия, которая все это время сидела под дверьми. Конечно, полковничье печенье было не то, что пряники от дежурного, за чаем говорили о чем угодно, кроме предстоящих событий. Василий даже вставил анекдот, но он не очень получился веселый. Потом полковник рассказал то, что ему рассказывать явно не очень хотелось, но он отчего-то ловил себя на мысли, что, вроде как, прощается с этими людьми. В главк-то его пригласили, чтобы предложить с почетом уйти на пенсию, надо было освободить место молодому и перспективному для служебного роста. Он, вроде, и согласился, генералу ведь не очень возразишь. Сейчас он не ждал от собравшихся людей сочувствия, ему просто очень хотелось быть с ними искренним. После чая он вместе со всеми пошел в подвал, одевать их и вооружать.
За окнами активно начало сереть, на их родную землю приходил новый день. Мощно гудя, подъехали оба КамАЗа, бойцы взбодрились после солдатской пайки и выпрыгивали на землю, накуриться, ибо через минуты все, что есть в карманах, от телефонов до курева, должно быть оставлено на своих сидячих местах. Все это будет смиренно дожидаться их возвращения. Опера погрузились вместе с омоновцами в КамАЗ, а полковник – в свою служебную машину. Выдвинулись.