Через пару минут на пороге появилась довольная Солька: она нежно и трепетно прижимала к сердцу тарелку с шестью теплыми пирожками.
– Маловато будет, – скептически оценила я обстановку.
– Так мы же их есть не станем, – сказала Солька в оправдание.
– Как это не станем, я бы съела еще парочку.
Солька сделала шаг назад и угрожающе посмотрела на меня.
– Есть мы их не будем, – четко проговаривая каждое слово, сказала она. – Ты не забыла, что кое-кто у нас на диете?
Был у нас вожатый в пионерском лагере, так он вечно ходил по коридору и орал: «Еще один писк из этой палаты, и весь отряд не идет на «огонек»!» Приблизительно это мне хотелось сейчас выплеснуть в лицо Сольке.
– Тетя Паша сказала, что соседей пока нет, – предупредила хранительница пирожков.
– Будем ждать, – сказала я.
– А зачем мы туда пойдем? – поинтересовалась Альжбетка, поправляя волосы.
– Ты бы не прихорашивалась. Вера Павловна – женщина ревнивая, выставит за дверь, и пирожки не помогут, – заметила я.
Альжбетка резко отдернула руки от головы.
– Мы пойдем туда, чтобы прощупать обстановку, может, что и всплывет. Поговорим по душам, аккуратненько зададим пару-тройку вопросов, что-нибудь и узнаем.
– Вообще-то я этого не одобряю, лучше нам не соваться в это дело, – высказала свое мнение Солька.
Ну до чего же она зануда!
– Мы должны быть в курсе происходящего, – сказала я, – и потом, ничего опасного мы уже не делаем, особенно если сравнить это с перетаскиванием трупа с места на место.
Потугиных мы прождали часа два. Альжбетка уже засыпала на подоконнике, когда во дворе появилась Вера Павловна.
– Идет, идет! – воскликнула она.
Мы бросились к окну. По двору плавно перемещалась дородная женщина Вера Павловна, ее пестрый пучок был обмотан зеленым платком, что так мило гармонировало с оранжевой помадой у нее на губах.
– Одна, – сказала Альжбетка.
– Тусик, наверное, на работе, – пробормотала я.
Подождав еще полчаса, дав, так сказать,
хозяйке переодеться в домашнее, мы двинулись на штурм крепости.
Я вдавила палец в кнопку звонка, и он запиликал так резко, что, пожалуй, Вера Павловна подскочила до потолка. Солька дала мне по рукам со словами:
– Ты забыла, мы же добрые соседи!
Вера Павловна открыла дверь и вопросительно уставилась на нас. Я пихнула Сольку в бок, и она выплыла на передний план с тарелкой, наполненной пирожками.
– А мы к вам, – сказала я, улыбаясь до ушей, – вот, хотим поздравить с первой квартплатой, – и протянула квитанцию.
У Сольки от моих слов подкосились ноги: она, наверное, и не подозревала, что людей поздравляют с подобными вещами.
Вера Павловна вдруг изменилась в лице. Она часто захлопала глазами, нагоняя слезы, закатила глаза и, достав из кармана огромный розовый платок, усыпанный по краю маками, громко высморкалась в него. Солька автоматически прижала к себе тарелку с пирожками.
– Ой, девочки, – запричитала Вера Павловна, пропуская нас в квартиру, – горе-то какое страшное приключилось!..
Вера Павловна еще раз громко высморкалась. Альжбетка спряталась за мою спину: возможно, она не любила сопливых женщин.
– А что такое? – вежливо поинтересовалась я, видя неподдельную трагедию в глазах этой милой Веры Павловны.
– Федечка-то наш погиб, погиб смертью храбрых…
Да уж, надо иметь необыкновенную храбрость, чтобы в таком возрасте вскарабкаться на Альжбетку!
– Как жить-то страшно стало! Ушел из дома и не вернулся, вот, из милиции позвонили, вызвали Тусика на опознание…
Мы прошли в кухню, где Солька наконец-то поставила тарелку на стол, а я положила рядом квитанцию.
– Да вы садитесь, девочки, как хорошо, что вы пришли, так горько мне, так горько…
Я поняла, что самое уместное сейчас – это начать задавать вопросы.
– Вы извините, мы так сочувствуем вашему горю… А кто такой Федечка?
– Да, – вдруг всполошилась Солька, – это кто?
Натуральность происходящего бодрила: противоположные стороны были равны в своем напускном трагизме и умилительном вранье.
Альжбетка вдруг зарыдала, чем вызвала явное расположение Веры Павловны, и она сунула ей свой розовый платок. Альжбетка дернулась, она у нас человек брезгливый и подобной антисанитарии не переносит, но чувство вины – великое чувство, и Альжбетка, стиснув зубы, взяла вышеупомянутый платок двумя пальцами.
– Это же родственник наш единственный, Макара брат.
– Да вы что! – дружно изумились мы.
– Да вот, – отбирая у Альжбетки платок и утирая слезу, сказала Вера Павловна, – безвременно погиб.
– А что случилось? – сочувственно спросила Солька. – Под машину попал?
Тут уж и я чуть слезу не обронила: Солька такая милая, ну такая милая!
– Нет, сердце не выдержало.
– Чего не выдержало? – автоматически спросила я.
– Окружающей действительности, – хлюпая носом, ответила Вера Павловна, поправляя свой радужный пучок.
Во дает тетка, даже я бы так вывернуться не смогла! Я просто зауважала Веру Павловну вместе с ее зеленым платком и оранжевой помадой.
– Как же это? – всхлипывая, спросила Альжбетка.
– Погиб, погиб, голубчик! – зарыдала Вера Павловна.
– Вы пирожок съешьте, – участливо пододвинула к ней тарелку Солька.
Думаю, она, как и я, надеялась на отказ: шесть пирожков так хорошо делятся на троих…
Но Вера Павловна была в сильнейшем горе, что, как известно, повышает аппетит. Она откусила почти половину пирожка и, роняя начинку на стол, сказала:
– Теперь же хоронить надо, а на поминки и позвать некого.
– Так мы придем, вы не беспокойтесь, – сказала Солька. Наверное, у нее в голове в этот момент колосилась крапива.
Вера Павловна от такой перспективы совсем сникла, боль, видно, заполнила ее душу, утрата Федечки была велика, ее рука протянулась вперед, и через мгновение второй пирожок растаял в зоне действия оранжевой помады.