Они идут рядом: Нено — высокий, худой, с серыми, по-заячьи круглыми глазами, и Симо — чуть выше среднего роста, широкоплечий, с мечтательным взглядом. Голоса их далеко слышны в вечернем весеннем поле. Ноги проваливаются в рыхлую землю по щиколотку, и оба то и дело останавливаются, чтобы вытряхнуть обувь.
Облака, которые с утра, к сожалению бай Тишо, уплывали на юг (те же самые, а может быть, и не те же самые), снова садятся на гребень хребта. Вместе с ними из-за Желтого Мела вырастает другая громада облаков и вскоре закрывает половину югненского небосклона.
Симо и партсекретарь спешат к стоящему на обочине джипу.
По дороге Голубов размышляет, зачем, к чему понадобилась эта скоропалительная комиссия с актами, протоколами. И является ли она выражением силы — или, напротив, слабости? Не затеял ли ее сам председатель? Это, в общем-то, в его характере: взорвется, а потом остынет и забудет. Но как объяснить усердие Нено? Мало сказать — усердие! Упрямство, полное нежелание ограничиться компромиссом. А ведь партсекретарь всегда считался тонким психологом и линию свою вел гибко…
Джип останавливается на хозяйственном дворе, и Симо сразу пересаживается на мотоцикл, который ждет его под навесом. Возле бакалейного магазина он догоняет Сивриева и тормозит, ждет, пока тот сядет.
— Я слышал о какой-то комиссии, — говорит Главный. — Ну что, вышло?
— Вышло.
— Прекрасно. От добра добра не ищут… Данные почвенной карты, однако, говорят совсем другое.
— Механический состав почвы — не постоянная величина… Здесь сойдешь?
— Да, спасибо.
Голубов разворачивается. Если бай Тишо и Нено, думает он, считают, что подобными мерами они напугают Сивриева, они заблуждаются: его амбиции станут еще больше. Симо представлял себе таких людей бирюками — небрежно идут и по улице, и по жизни, и их совершенно не интересует происходящее вокруг. Таких не напугаешь ни окриком, ни ударом колокола. Симо не может пока сказать, нравятся ли ему приемы Сивриева, но в одном он абсолютно уверен: они эффективны. Вот пример с двухминуткой. Югненские бригадиры, хитрецы, год за годом работу посложнее перекладывали на плечи бай Тишо, оставляя себе труд полегче да хлеб помягче. Сивриев вызвал их на двухминутку — и для чего? Всего лишь чтобы сказать: «Я не хочу, чтобы меня беспокоили из-за всякой ерунды. Мои, а также и председателя, обязанности заключаются не в том, чтобы ходить по домам и агитировать людей вовремя выходить на работу. Обязанности наши — в том, чтобы направлять экономическое развитие района. Впредь каждый из вас должен выполнять свою работу, не ожидая, пока другие ее сделают». Или случай с табаком в Моравке и Водилцах. Раньше табака там не знали, и бай Тишо очень гордился, что сумел расширить его площади. А мысль о том, чтобы поднять табак в горные села, нашептали ему опять же югненские бригадиры. Эти расчетливые мужички очень умело плели свои сети — лишь бы самим было полегче. А что табак осенью спустится с горных склонов черный, недосушенный, заплесневевший и снизит цену всего урожая, это их мало волновало. Лишь бы их бригадам премии получить.
Голубов видел все это, но помалкивал. Платой за молчание был ему план бригадиров, которыми он руководил: план всегда был на уровне. Но вот приехал Сивриев, такого действительно ничем не напугаешь — ни окриком, ни…
Бай Тишо машет ему: мол, остановись. Симо притирается к бордюру.
— Думаешь, таким и должно было быть решение? Может, на тебя что-то повлияло, а? К примеру, то, что мы с Нено именно на такое решение и рассчитывали…
Его грызет совесть. Боится, не стал ли (благодаря своему участию в этом фарсе) невольной причиной утверждения неправды.
«Эх, председатель! Весь ты как на ладони!»
Решительно опровергнув предположение бай Тишо, Голубов отъезжает. Вслед ему — поднятая в прощальном приветствии рука с грубыми, заскорузлыми пальцами.
«И как мало человеку надо, чтобы он развеселился… Ребенок, большой ребенок!» — думает Симо.
VII
Две тучи, одна сизая с закругленными краями, другая черная и какая-то рваная, сталкиваются — и небо над Югне грохочет.
Проводив агронома, бай Тишо спешит домой. Последние метры по двору преодолевает уже бегом и едва успевает ступить на цементную площадку, как начинается дождь.
Жена встречает его на лестнице.
— Был в теплице?
— Не добрался, другие дела закружили.
И рассказывает ей историю с обменом хилядновских участков.
— Как думаешь, правильно я поступил, положившись на Нено? Он мужик разумный. Тот-то, Главный, конечно, мрачный да нелюдимый… Но ведь все-таки человек, а?
Славка отвечает уклончиво, и это еще больше бередит ему душу. Дождавшись, пока кончится дождь, он спешит в центр села: в это время Сивриев ходит в ресторан ужинать.
Бай Тишо хочется еще сегодня, прямо сейчас, лично от Сивриева услышать, что комиссия и обмен участков его не обидели.
Главный с бригадиром огородной бригады разговаривают около лужи, оставленной только что пролившимся дождем.
— Ты куда смотришь? На каком свете живешь — на земле или на небе? — спрашивает Сивриев.
— Между небом и землей, — в тон ему отвечает бригадир. — Так живу, чтоб, если дров наломаю, чокнутым притвориться. А с чокнутого и взятки гладки, верно?
— Не крути, говори прямо.
— Так ведь ты ж это… Ты меня искал, чтобы сказать мне, почему, дескать, бригада еще не укомплектована. Да потому, что забрал ты у меня лучших людей и отправил их обучать моравчан, новое звено. А мне дикарей подсунул, из тех самых, из новоселов, которые, если им скажешь: иди рассаду пикировать, смотрят на тебя, как с луны свалились.
— Это не причина.
— Ага, не причина! Вот даже как? — щурится бригадир. — А вот тебе и причина: никто не хочет работать на огородах. Бегут на виноградники, в крайнем случае в садоводство или в полеводство.
— Почему?
— Да я всего-навсего исполнитель! Есть ведь главные, под ними — замы, под ними — еще и помзамы. Пускай они вам и думают.
— Слыхал? — обращается Сивриев к председателю. — Пойми, и на вопросы нормирования труда время нужно. Время, время!.. А Нено надумал, чтобы я ему еще и семинар по экономике вел.
— Это не его прихоть, бюро так решило. Все-таки ты самый подготовленный.
— Не будет этого, так секретарю и передай! — нервно бросает Сивриев.
Он исчезает за стеклянной дверью ресторана, а бай Тишо возвращается домой с еще одной заботой. Что же на этот раз станет перекраивать Главный? Нормирование?..
Тревожился председатель недаром. Дня через два проскальзывает в канцелярию, не постучав, дед Драган и, сияя, рассказывает, как квартирант его Сивриев посетил виноградарей и поставил на свое место «хитрованов этих из третьего звена во главе с Софронием».
— Они себе работают, а наш-то все рядышком, рядышком идет, — квохчет дедок. — Мужики шуточку какую подбросят — он ответит, он им словцо кинет — они отвечают. Так и идут все вместе. Да, а потом Главный-то замолчал. «Ха, иссяк наш-то!» Это виноградари решили, посмеиваясь над ним. А он себе стои-ит, только усами шевелит. И под конец: «Спасибо, — говорит, — вам за все. Приятно было послушать таких разумных мужей. Так с вами полезно беседовать, что вскоре опять загляну». Остряки сзади: «Хи-хи-хи!» А он: «Однако, — говорит, — советую впредь поменьше болтать да побольше работать. Потому что, к вашему сведенью, распорядился я проверить нормы на виноградниках. Смекайте сами: сейчас пять часов, а вы уже в три имели по норме с четвертью. Чтобы такой трудодень выработать, овощеводы спины гнут от зари до зари. Впрочем, вы и сами это знаете, до прошлого года половина из вас были овощеводами и именно из-за низких заработков с огородов ушли. Знаете это, однако помалкиваете: так вам выгоднее. Вот и все, что я хотел сказать. Правда, я не такой заводила и весельчак, как вы, даже совсем не весельчак — для этого дар особый нужен, не так ли?.. А сейчас — счастливо оставаться».
— А наши?
— Языки прикусили. Слова не могли вымолвить.
И дед Драган выбегает на улицу, где его окружает толпа слушателей.
На другой день бай Тишо высказывает своему главному агроному восхищение по поводу «хитрованов этих с виноградника».