— Поздравляю с выздоровлением! Это был не фруктовый вкус, а виноградный.
— А, вот какой виноград по вкусу! Ну и гадость!
— Ты никогда не ел винограда?
— И, похоже, немного потерял.
Парень оперся на спинку кровати и вытащил ноги.
— Знал я одного такого мальчика, который тоже поздно отведал виноград, — мне тоже некуда было спешить.
Двадцать один Двенадцать сделал вид, что зевает.
— Надеюсь, эта история заканчивается тем, что мальчик вырос и стал музыкантом или маньяком, или миллионером. Особенно меня интересуют мальчики, становящиеся музыкантами. Только не какими-то там пианистами или скрипачами. Настоящими музыкантами, с гитарой или хотя бы барабанными палочками.
Я зевнул, только в отличие от него по-настоящему.
— Эдем, — поднял я ладонь в приветствии.
— Звучит красиво. Это профессия или брань? Если мат, то на каком языке, чтобы не обозвать иностранца настоящим Эдемом и не получить на орехи?
— Ты уже близок к этому. Это мое имя.
Мальчик заслонил уши ладонями.
— Обеспечиваю им безопасность перед следующим вопросом, — объяснил он. — Кто вы по национальности?
— Пьяница.
— Надеюсь, что нет. А я Орест по кличке Зуб.
Орест соскочил с кровати и протянул мне кулак. Я ударил по нему своим.
— Тоже звучит красиво.
— Зуб?
— Нет, при чем здесь Зуб? Орест.
Орест склонил голову, он пытался понять, шучу я или нет.
— Вы мне нравитесь, — заключил он. — Вы первый, кто не спросил, почему Зуб. Принести вам что-нибудь? У меня есть вода без газа. Наверное, за двадцать лет в коме вас замучила жажда.
Я кивнул, и Орест помчался за водой.
Итак, я был в больнице. В той же палате, где пришел в себя во вторник. На вешале у входа та же рубашка в клетку и брюки с потертым ремнем, которые были на мне в тот день, плюс незнакомая палка. Держась за спинку кровати, я заглянул под нее — ботинки тоже здесь, рядом с одноразовыми тапочками.
Я сел, свесил ноги. Небольшая боль в теле, немного кружится голова и рвет в горле — неплохо для человека, который три дня пролежал без движения.
Когда Орест вернулся, я уже натянул штаны и застегивал пуговицы на рубашке.
— Долго же ты, — я мгновенно опустошил стакан.
— Забыл, что допил воду ночью. Пришлось задержаться.
— А эта тогда откуда? — я кивнул на полуторалитровую бутылку, из которой он наливал.
— Сторговал у соседа за второй журнал. Человек должен держать свое обещание. Хотите еще?
Он нравился мне все сильнее.
Под башмаком я обнаружил картонный четырехугольник — визитка Виктора Шевченко. Видимо, потерял предыдущий пациент. Кроме имени на ней были указаны номер телефона и e-mail, но ни должности, ни знакомых логотипов. Никаких Викторов Шевченко я не знал — ну кроме известного на всю страну бизнесмена, с которым мы не были знакомы лично. Последняя моя находка — ключи от квартиры в тумбочке. А вот подаренной мне Артуром палки со стеклянной набалдашником здесь не было — на вешаке болтался другой, наверное, от того же пациента, который потерял визитку Шевченко.
Можно было просто застелить кровать и уйти, как будто меня и не было в палате.
— Ты не знаешь, доктор Артур Александрович на месте?
— Будет после обеда. На месте только дежурный врач. Глупая система. Будь сегодня понедельник, меня бы уже выписали отсюда.
Расстроенный Орест открыл окно и выглянул, щурясь от утреннего солнца. Я облокотился на подоконник рядом. Было холодно, но такова цена, которую вынужден платить каждый, кто встречает из окна осеннее утро.
"Сейчас бы на пробежку", — подумал я и сам удивился своему желанию. Человек три дня лежал бревном, а теперь хочет рвануть с места, не разогрев двигателя. Но потом я вспомнил устланный листьями парк, блестящие витрины магазинов, щелчок светофоров, шпичатые шарики нераскрытых каштанов, зеленые буквы метро — и желание мое уже не показалось сумасшедшим.
— Вы слышите? — спросил Орест.
— Слышу что?
— Город. Послушайте, — мальчик закрыл глаза. — Через несколько кварталов отсюда только что открыли двери магазина — я слышу сигнализацию. В одной из квартир напротив смеется ребенок. А с той стороны работает телевизор. Внизу катят чемодан на колесиках. Воркуют голуби, — из моей палаты их слышно еще сильнее. Я их коллекционирую — интересные звуки. Собираю их здесь, — Орест постучал по лбу. — Пока я в больнице, слушаю у окна утром и вечером — потому что утром и вечером разные звуки.