Эдуард Львович засуетился, вышел из машины и протянул ему требуемые бумаги. Инспектор углубился в изучение техпаспорта. Читал он его очень долго, и почему-то при этом очень тяжело вздыхал. Что он рассчитывал узнать из этого короткого документа, неизвестно, но, видимо, нужной информации не получил и опять тяжело вздохнул.
— Откройте капот, — приказал он.
Старик безропотно выполнил приказ. Теперь инспектор принялся сверять номер кузова с записью в техпаспорте, Делал он это, не торопясь, видимо, наслаждаясь собственной значимостью.
— У вас есть зеркальце проверить номер двигателя? — окончив сверку, спросил он водителя.
— Нет, — виновато ответил Эдуард Львович.
Инспектор оторопело посмотрел на него, как бы удивляясь такому вопиющему нарушению правил дорожного движения. Но сразу санкций применять не стал, а только осуждающе покачал головой.
— Предъявите аптечку, огнетушитель, знак аварийной остановки.
Старик предъявил. Внимательно осмотрев огнетушитель, инспектор зачем-то отложил его в сторону.
— У вас неправильно отрегулирован двигатель, — после долгого раздумья изрек он, — завышено содержание ЦэО и ЦэАш в выхлопных газах Без регулировки карбюратора и проверки номера двигателя автомобиля вы не имеете права его эксплуатировать
Мне, как специалисту по дорожным грабителям, такой подход к правилам дорожного движения не понравился.
Я вышел из машины, обошел ее и встал за спиной инспектора, дыша ему в затылок. Такой маневр младшему лейтенанту не понравился, и он немного отступил в сторону.
— Гражданин вернитесь в салон, — небрежно, через плечо, приказал он.
— Я не расслышал вашу фамилию, инспектор, — сказал я жестким, начальственным голосом.
Инспектор оглянулся, осмотрел меня и слегка попятился. Выглядел я в отчищенном и отглаженном Зинаидой Ивановной платье весьма презентабельно: широкополая мягкая шляпа, плащ с пелериной и наглая, официальная морда.
— Инспектор ГИБДД, Г-в-а-в-ов.
— Вы, что не знаете свою фамилию? — спросил я, холодно глядя в его поросячьи, со светлым пухом ресниц, глазки.
— Инспектор Г-в-а-в-ов, — повторил он.
— Предъявите ваш жетон и служебное удостоверение, — холодно потребовал я.
Этого инспектор делать не желал и попытался меня переиграть:
— Мы пассажирам не предъявляем, гражданин, я вам уже сказал, вернитесь в салон…
— Эдуард Львович, потребуйте у инспектора предъявить его служебное удостоверение, — сухо сказал я.
— Да я его знаю, — неожиданно объявил старик. — Это мой бывший ученик Витя Годовасов.
— Если вы мне представляете инспектора, то представьте ему и меня, — начал импровизировать я
Эдуард Львович удивился и растерянно кашлянул. Как меня представлять, и вообще, кто я такой, он не имел ни малейшего представления.
— Скажите инспектору, — продолжил я с административной жестью в голосе, — что я заведующий отдела Главного управления Внутренних дел полковник Федорчук. И обещаю за нарушение приказа министра Внутренних дел 1765/2 и должностной инструкции начальника ГИБДД 116 дробь 11 инспектор Годовасов будет привлечен к уголовной ответственности и через месяц продолжит службу в исправительном учреждении Нижнего Тагила.
Говоря это, я глядел на младшего лейтенанта, примерно так же, как когда-то в моем присутствии смотрел на своих посетителей московский военный губернатор граф Иван Петрович Салтыков: с вельможным презрением и бюрократической безжалостностью.
Для мелкого провинциального вымогателя столичный полковник был начальником слишком крупного калибра. Даже его заплывшие жиром мозги среагировали на сигнал опасности Младший лейтенант испугался. Его лицо болезненно сморщилось, в глазках заледенел ужас. Мне показалось, что он сейчас бухнется мне в ноги и заголосит: «Барин, прости, не за себя прошу, за деток малых!». Не дожидаясь такого развития событий, я вернулся в машину. Между тем учитель с бывшим учеником поменялись ролями. Переговоры были молниеносно закончены, и Эдуард Львович вернулся на водительское место. Выглядел он смущенным.
— Алексей Григорьевич, Годовасов просил вам передать вот это, — старик сунул мне денежный комок. — Что ему сказать?
— Скажите, что этого мало, — высокомерно сказал я, все еще не выходя из образа российского чиновника.
Бывший учитель безропотно вылез из машины и начал совещаться с инспектором.
— Он говорит, что у него больше нет денег, — сообщил мне спустя несколько минут, парламентер
— Передайте ему, что это его трудности, — жестко сказал я. — И верните ему его мелочь. Он что, этим собирался от меня откупиться?!
Я передал старику денежный комок, в котором были преимущественно десятки.
— Скажите инспектору, что я не нищий и на паперти милостыню не собираю! — высокомерно заявил я, все еще не выходя из образа.
Эдуард Львович заспешил к стоящему в стороне ученику, а я гордо откинулся на сидение.
— Ты что, действительно полковник? — спросила меня Даша.
— Нет, но мечтаю им быть!
Как я и предвидел, деньги у инспектора нашлись, причем довольно много.
Теперь справедливость хотя бы отчасти восторжествовала, и порок был слегка наказан. Старик вернулся в машину, передал мне взятку и, опасливо на меня поглядывая, включил двигатель.
— Вы забыли забрать огнетушитель, — напомнил я, когда мы уже тронулись
— Не беда, на обратном пути захвачу. А вы, правда, полковник?
— Нет, и не полковник, и не Федорчук Это была шутка.
Старик потрясенно глянул на меня и вильнул на ровной дороге.
— Так как же?..
— Это вам от Годоватова добровольное пожертвование на краеведческую работу, — сказал я, кладя деньги в бардачок. — Так как я не могу исправить нравы, то предпочитаю хотя бы от них не очень страдать
Идея антикоррупции, подкрепленная материально, так вдохновила историка, что ни о чем другом всю дорогу он больше не говорил. Я односложно участвовал в неинтересном разговоре. Меня волновали другие проблемы Мне предстоял нелегкий разговор с Марфой Оковной, чье поручение я так бездарно провалил.
Обратный путь оказался коротким. Мы без остановки миновали совхозную площадь и вскоре «зависли» над «Большой долиной». Даже осенью ее вид оставался удивительно величественным. Эдуард Львович остановил свой «Москвич», мы вышли и он, любуясь ландшафтом, сказал несколько приличествующих ситуации банальностей. Я его поддержал в том же духе. Потом он подошел к дороге и забеспокоился В конце лета прошли хорошие дожди, и дорога совсем заросла травой. Собственно, теперь ее почти не было видно.
— Вы уверены, что мы едем туда куда нужно? — забеспокоился учитель. — Если что-нибудь случится с машиной, то отсюда будет не выбраться.
Я указал ему на остаток колеи, и сказал, что сам здесь ездил неоднократно, но старик не спешил садиться за руль.
— Может быть, лучше оставим машину здесь, а сами пойдем пешком, — предложил он.
Мы, конечно, могли дойти и пешком, но в случае, если аккумулятор у «Нивы» за время, что я отсутствовал, разрядился, без подзарядки завести машину будет невозможно.
— Хорошо, — согласился я, — поезжайте назад, только я вам тогда не доплачу.
— Зачем вы так, я, конечно, вас довезу, ничего страшного, дорога как дорога, — засуетился старик.
Не знаю почему, но мне стало противно. Я отдал ему пятисотрублевую бумажку, забрал из машины свою саблю, саквояж и, сухо поблагодарив потомка Котомкина, не оглядываясь, пошел вниз. Даша, до этого никак не вмешивавшаяся в наш разговор, отправилась следом. Сзади тут же зафырчал мотор и через минуту затих вдалеке.