Парни, услышав о Сварожьем наказании, враз притихли, куда только вся веселость их подевалась!
— Я вам баю, что Ладуня лицом была бела, — в наступившей тиши-не вновь скрипучим голосом продолжил старик Зван. — Но дело даже не в том. Она знала, с какой стороны на коня вскочить, как лук и копье в руках держать, как мечом владеть. Вот в чем отличие-то самое главное, а не в том, как наряжаться да, задрав нос, павой прохаживаться!
— А что? Верно старик Зван сказывает! — зашумели голоса. — С ли-ца воды не пить. Со стати — тоже. А вот, каков ум, какова душа — тут разговор особый!
Стали обсуждать достоинства Ладуни. Но вдруг кто-то из горожан вспомнил и о первой супруге Буса, Радославе.
— Мы, вот, все: Ладуня, да Ладуня!.. А мне кажется, что и Радосла-ва, первая супруга княжича, привлекательней славянским очам была, чем гречанка.
— Да, да, да! — зашумели снова горожане.
— И эта… оно, конечно, хороша, — опять проскрипел старик, — но не будем гневить богов: Ладуня лучше!
— Дедушка, — встрял опять какой-то насмешник, — ты еще скажи, что твоя старуха лучше их всех!
— Ха-ха-ха! — Дружным смехом встретили в толпе эти слова.
— А что? Может, оно и так! — Стукнул острым концом клюки ста-рик о землю. — Это сейчас моя старуха — согнувшись в три погибели, словно что-то обронила и все никак не найдет, ходит, а по молодости, она о-го-го была! Что степная кобылица! Резва, вынослива и статью в грязь не ударила… зря что ли пяток воев на свет народила, да еще дев-чат столько же. Эх! — вновь стукнул он клюкой о землю, предавшись приятным воспоминаниям, — что и говорить…
В толпе вновь засмеялись. Однако, без какого-либо дурашества, открыто и весело.
— Смейтесь, смейтесь, дурни, — на этот раз не обиделся старик, — вот доживете до моих лет, интересно, как смеяться-то будете?
Сколот, слушая в пол-уха перебранку горожан, подумал: «Не знаю, как Ладуня, но моя Радослава уж точно была не чета заморской краса-вице. Однако, не судьба…». Прошли годы, но он по-прежнему продол-жал величать Радославу своею, даже ее смерть в том не помешала. Тут взгляд его упал на комонную группу, хотя остальные горожане были все пеши, пробившуюся почти к вратам крепости, где должна была стоять княжеская чета, встречающая кортеж сына. «Смотри ты, — мысленно удивился Сколот, — и последние посетители корчмы тут, во главе со своим предводителем, гарцующем на вороном коне. И не просто тут, а верхом и в первые ряды пробрались: то ли сильно любопытствуют, то ли что-то злое умыслили против князя. Не иначе… Вон, и место выбра-ли приличное: возвышенное, удобное для стрельбы из лука, да и мета-тельным ножом запросто можно любого из княжеской семьи поразить на таком расстоянии. И Вран с ними… Он-то что забыл… или опять без сурьи жаждой страдает… — Сколот прикинул расстояние на глаз: не более тридцати шагов, а хороший воин мечет метательный нож до пя-тидесяти шагов, а то и более. — И путь к отступлению, случись такое, открыт. До ближайшего леска место чистое — ничто не мешает. Тем бо-лее, при конях. Остальные-то, в том числе и мы, пеши, не комонны — попробуй, догони, если кинутся наутек… Надо своим сказать, чтобы поближе к ним придвинулись, на всякий случай… Береженого — и Сва-рог бережет, а не береженого…» Размышляя таким образом, Сколот наклонился к одному из своих сопровождающих и что-то шепнул тому на ухо, и вскоре его малочисленная группа почти незаметно для окру-жающих стала медленно перемещаться к воротной башне крепости, по-ближе к незнакомым всадникам и болтливому Врану.
Между тем, праздничная кавалькада, миновав разномастное город-ское предместье, приблизилась к крепости. Призывно и торжественно пропели сигнальные трубы прибывших, звеня медью и играя солнечны-ми зайчиками, извещая княжеский двор и дружину о прибытии важных и желанных лиц. Со стен ответили другие, не менее звучные и торжест-венные. Врата крепости открылись, и оттуда вышли встречающие: сам князь Дажин в праздничной одежде, но без оружия и брони, княгиня Ладуня, также нарядно одетая, и еще десятка два ближних родственни-ков, старшая дружина в бронях и оружны, несмотря на жару, по случаю столь торжественного события, а также жрецы града. На руках Ладуни был ребенок.
— Видать, то самое последнее дитя княгини — малолетняя княжна Лебедь Сва, — заметил тихо один из спутников Сколота, имея в виду ребенка на руках княгини. До этого момента он и слова не проронил, а тут, увидев последнее дитя княгини Ладуни и князя Дажина, не сдер-жался, прокомментировал.
— А тот малец, лет восьми — десяти, что так прижимается к княгине, — последовал его примеру другой спутник Сколота, — по-видимому, и есть их внук, княжич Боян.