Управившись по хозяйству, вышла из избы и супруга его, Купава. Раздобрела бывшая красотка, в боках расширилась, погрузнела и как бы присела малость — росточком ниже стала. Годы, что ни говори, и тут сказались. Да как им не сказаться: четырех сынов родила, взрастила, на ноги поставила. Трех уже в собственный угол выделила. Только мень-шой, Родимушко, в родительском гнезде остался, да и он уже женат и своих деток имеет. Впрочем, хоть и живет он в одном доме с родителя-ми, но не вместе, а на своей половине, отдельным ходом-выходом поль-зуется, чтобы себя не стеснять и родителям иной раз обузой не быть. Однако двор общий и хозяйство пока не разделено.
Купа не только собственных сынов вынянчила, но и кучу внуков и внучек, а еще кучу продолжает нянчить. Тут уж точно присядешь, пока такой сонм выпестуешь! Но она не жалуется. Радуется. И детям, и вну-кам. Чуть ли ни каждый день богов своих светлых за то благодарит, мо-литвы творя. Да и как их, богов-то, не благодарить, если они так род продлили и укрепили.
Старшие, Ярун и Стоян, окрепнув телом и духом, в княжеские дружинники подались. Целыми днями на службе княжеской находятся, домой не заглянут до самой ночи, не говоря уже о родительском доме. Да что там целыми днями, порой, по седмице, а то и по месяцу в граде не появляются, по полюдью кочуют, из града в град, из веси в весь, из одного огнища в другое. То урок княжеский собирают, то распри раз-ные вместе с князем улаживают, а то и воинской справе обучают, осо-бенно тех, кто на окраинах земли рода-племени обосновался, медведь медведем живут и на медведя молятся.
— Совсем у отца ратный хлеб отняли, — шутил по этому поводу иногда Бродич, давно отошедший от ратных дел. — Хоть бронь и меч свой кому-нибудь отдавай.
Впрочем, Бродич хоть и говорил так, но свое ратное снаряжение содержал в полном порядке. И кольчуга, густо смазанная гусиным жи-ром, чтобы не заржавела, растянутая на колышках на стене висела ря-дом с мечом и щитом, и колчан с луком и стрелами на одном и том же месте находился, чтобы быть под рукой. Отошел от ратных дел бывший сотник, старостой охотничьего и усмарьского конца стал, передав воин-ские навыки старшим детям. Передал, да еще как! Не зря же Ярун вско-ре командиром сотни, сотенным, назначен был в дружине князя Севко, а Стоян — десятником в храмовой дружине световидова воинства, создан-ного теперь уже покойным жрецом храма Световида Славояром, кото-рым теперь заправляет его ученик жрец Свир. Тот самый Свир, которо-го чуть не заломал медведь-шатун в зиму, когда лес в окрестных дубра-вах валили на строительство крепости. Тот самый Свир, жизнь которо-му спас Бродич, повергнув топором медведя-шатуна. Жрец Свир со-блюдает завет своего учителя и наставника — Славояра и продолжает содержать при храме малую, в пять десятков человек, дружину. На вся-кий случай.
— Ты погляди, Бродич, — пропела она, взмахнув, словно в далекой молодости, руками, — как Заря-Заряница, богиня Мерцана, в небе игра-ет! Лепота!
Бродич поднял глаза к небу.
— Действительно благодать! Красотища!
— Это Мерцана со Световидом шуткуют, играются перед тем как ко сну удалиться.
— Купа, ты, как всегда, права, — подмигнул жене Бродич. — И мы с тобой, бывало, ночь не слезали с сеновала, все игрались в темноте, да ребятишек строгали. Вот и Световид с Мерцаной тоже…
— Типун тебе на язык, — засмущалась, словно девица Купава. — Скажешь тоже… Боги, они… боги, — не нашлась, что сказать она, хоть и была остра, как многие женщины, на язычок.
— Вот, вот, — шутил Бродич. — Они тоже сладким грехом грешат!
В это время со стороны улицы послышался дробный стук копыт, а затем над забором замаячила и голова всадника, то поднимаясь, то опускаясь в такт рысящей лошади.
— Никак Ярун к нам скачет, — пригляделась Купава. — А?
— Точно, Купа, он самый, — радостно отозвался Бродич на вопрос супруги, привстав с колоды, на которой сидел до той поры.
Между тем всадник, а им был действительно Ярун, старший сын Бродича и Купавы, подскакал к воротам и постучал в них батажком кнута:
— Эй, папаня, брательник младшой… — не видя из-за высоких ворот родителей во дворе, на всякий случай громче, чем следовало бы, в на-дежде, что его должны услышать, закричал Ярун, — открывайте ворота, принимайте княжеского воя на свой двор.
— Уже, уже, — отозвался Бродич, поторапливаясь к запертым на ночь воротам, чтобы вынуть тяжелый засов — вагу.
— Сейчас, сынок, — сказала Купава, чтобы сын знал, что мать тоже во дворе и ждет желанного гостя.