Весь последний месяц Пашка изводил меня своими вздохами и упрёками. Дескать, где та острота, та страсть? Типа: мы с тобой стали чужими! Ты от меня отдалился! И ведь ещё делал так, что я чувствовал себя виноватым! Типа я ведь соблазнил мальчонку в нездоровые отношения. Я был уверен, что раз я у Пашки первый, то и неповторимый. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Факт, что он с этим Лукасом уже закрутил лав-стори, а я только помеха. Я даже стену невиноватого дома пнул в ярости. И что теперь делать с этим комом ревности и обиды? Куда теперь идти-то?..
На глаза опять попалась газетка с объявлениями. Там же была комнатка посуточно в этом доме! Я сжал кулаки, досчитал до десяти, подобрал грязную, мокрую газету, нашёл нужное объявление. Так… телефон… Набираю.
— Алло, я по поводу объявления «комната посуточно».
— Ну и? — ответил пьяный женский голос.
— Так свободно? Если я подойду сейчас?
— Ну и подойди… ик… Деньгов сколько, знаи-и-ишь?
— Нет. Сколько?
— Только сегодня супер-р-р ак-акция. Шестьсот псят! Можно мелочью! — И в трубке сыто и с удовольствием заржали. Типа тупой пьяный юмор: смешно только тем, кто под градусом. Но эта замечательная фраза про мелочь натолкнула меня на дикую мысль: а не расплатиться ли с пьяной квартиросдатчицей теми железяками золотого цвета, что мне дал странный парень на остановке? Может, алкоголь выпарил уже мозги? А завтра напрошусь к парням в общагу и пойду в деканат, поскулю, повыпрашиваю.
— Тогда ждите! Сейчас, уже через минуту буду!
В телефоне крикнули кому-то:
— Манька! Щас мужик придёт! — И потом мне жеманно и игриво: — Ждём-с!
Меня не напрягло и не развеселило это «щас мужик придёт», я был слишком заряжён сценкой счастливых влюблённых за мой счёт. В башке что-то щёлкало — что-то типа метронома. Тук-тук. Тук-тук. Пришлось даже потрясти башкой, захватить поболе холодного воздуха в лёгкие и решительно атаковать третий подъёзд, агрессивно тыкая в домофон: два-два-два:
— Это я звонил! По поводу комнаты.
— Заходь!
Подъезд такой же, как у нас с Пашкой, лифт несколько больше обоссан, на первом этаже целая засада из детских колясок. Квартира 222 находилась на двенадцатом этаже. Я ожидал, что из-за двери будут звуки пьянки, ан нет! Тишина, сквозь которую стук каблуков. Тук-тук. Тук-тук. Скрежет и лязг железной двери, и за ней странное существо. Женщина неопределённого возраста на диких толстых каблуках и в драном жёлтеньком фланелевом халатике. Фигура такая же неопределённая, но явно не модель. Губы накрашены яркой розовой помадой, ярко-рыжие волосы образуют какое-то безалаберное гнездо, в руке пустой бокал, и пальчик манерно отогнут. Дама увидела меня, и кокетливое выражение лица смылось невидимыми «дворниками».
— Блин. Что за день! — Видимо, я не впечатлил страждущую. Она махнула рукой, скинула с себя блестящие туфли в угол и пошла вглубь квартиры. Ну да, я как бы не мачо. А в связи с дождём и придурочным настроением — даже не полумачо. И что? Мне теперь поджать хвост и не побороться за крышу над головой? Я уверенно вступил в квартиру и потопал за хозяйкой. А она шла на кухню. Согнала с роскошного белого стула чёрную худющую кошку (наверное, Маньку), бухнулась на этот стул и уставилась на пустую бутылку вермута. — Чо принёс?
— Э-э-э… деньги. Шестьсот пятьдесят? Вот, мелочью! — И я нагло вываливаю на стол, рядом с тарелкой, наполненной кусочками селёдки вперемешку с лимоном, тринадцать якобы золотых монет, на которых надпись: «Пятьдесят рублей».
— Нихрена се! Чо это? Новые деньги? Вот суки, никакой инфляционной политики! Уже писят нахреначили! Чо, переночевать негде?
— Ага.
— Ну вот как так? Где мужики-то нормальные? Девушка уже ждать отчаялась. И вообще день — дерьмо. Да ты тут ещё. Давай выпьем? Только нечего… Может, сгоняешь?
— Скоро десять, не продадут…
— Вот суки… ладно, вали в свою комнату, по коридору налево, завтра вымётываешься в полдень! — Дама стала считать монеты, а я смиренно направился в указанную комнату. Меня окликнули, уже когда я почти вошёл в тёмную узкую клетушку: — Как думаешь, двести пятьдесят… этого хватит? — Я оглянулся, хозяйка стояла с моими странными денежками в руках и, видимо, что-то высчитывала.
Пришла светлая мысль: «Если она сейчас пойдёт с этими деньгами в магазин, то вернётся и вышарит меня отсюда!»
— Нет, — твёрдо ответил я, — двести пятьдесят не хватит!
— Не хватит? — расстроилась дамочка, хмуро рассматривая золотые кружочки. — Блин, а я больше не могу… Только двести пятьдесят…
Я пожал плечами и почувствовал себя почти победителем. Я сегодня пристроен, и мне даже не грозит пьяный дебош за стенкой, а завтра, может быть, всё наладится. Только что-то щёлкает в голове, и, по-моему, громкость этого тикания увеличилась. Тук-тук, тук-тук. Надо лечь, а то голова закружилась, пальцы почему-то холодные до онемения. Надо же, как меня этот день достал. Хозяйка права: день — дерьмо. Тук-тук, тук-тук. Хочется упасть… Чёрт… И я падаю.
========== Глава 2. 250 ==========
И всё-таки я промок сегодня. Сыро и тепло. Пахнет парной землёй, сочной травой и морским бризом. По щеке щекотно бежит муравей. Надо же, как реалистично! И запахи, и ощущения, и цвета: небо синее-синее, листва изумрудная и тонкие песочные и серые оттенки дороги. Меня, вероятно, «разбудило» беспощадное жало солнца, выглянувшего из-за группки кипарисов. Кипарисов? Круто! Я во сне на юг попал!
Я даже не успел удивиться осознанию того, что нахожусь во сне и понимаю это, так как узрел на себе странную одежду: длинная, до колен, рубаха типа туники, грязно-белого цвета непрокрашенной шерсти, с одной стороны измазанная зеленью травы. На ногах серые штаны, перетянутые длинным ремешком по икре и по щиколотке, кожаные сандалии, которых сроду не видывал! С плеч кособоко свисал тяжёлый, намокший от росы плащ-накидка грубой ткани коричневого цвета, зацепленный простой железной фибулой с украшением в виде рыбы. На траве валялась смешная войлочная шляпа-панама с неровными краями. Что за маскарад? Получивший маломальское образование, знакомый с античной культурой и философией, я как бы просёк, что вижу себя в костюме рубежа эр. Повернув голову, обнаружил за спиной маленький мешочек, стянутый красной верёвочкой. Внутри монеты. На одной стороне портрет в профиль кудрявого и бородатого чела, надпись по-латыни: SEVERVS PIVS AVG. Так, это кто-то из династии Северов. На реверсе — богиня с жезлом, шесть вертикальных столбиков, типа штандартов легионов, и надпись CONCORDIA. Точно, была в Риме такая богиня — приносила согласие и союзы. Монет ровно тринадцать, похоже, золотые. Вряд ли я смогу прикинуть их ценность и истинность: в «Баталлистике» мы нумизматикой не занимались.
Тело ломило так, словно я всю ночь спал на холодной, твёрдой земле, склонив голову на мшистый камень. В пяти шагах весело шумел широкий ручей. Я встал, разгоняя мышечные ковы, и направился к воде умываться. Сон сном, а привычка сильнее. Чуть не провалился в воду, поскользнувшись на мокрых камнях. Ополоснул студёной водой лицо и шею, прополоскал рот и жадно напился. Вода казалась чистой до сладости. Рассмотрел себя в рябом отражении ручья: вроде тот же Фома, острый длинноватый нос на месте, чуть раскосые глаза ярко выраженного зелёного цвета с ржавыми пятнышками, тёмные широкие брови, большой рот с более тонкой верхней губой и более тяжёлой нижней, если улыбнуться — две резкие скобки прорезали щёки, подбородок вполне мужественный, оквадраченный… А в этой одежде, такой простой и бесхитростной, я казался себе совершенно взрослым, Ванька не прав, я вовсе не выгляжу подростком!