– Я уверен, королева поймёт и простит вас, когда вы вернётесь с победой, – горячо заговорил Анри. – Анна Австрийская добра и великодушна, она не станет наказывать вас за ложь во благо! Но почему вы не рассказали мне, Раулю, Анжелике, в конце концов, ведь она тоже девушка!
– Сначала я боялась, что вы отнесётесь ко мне так же, как её величество, – вздохнула Жаклин. – Как к глупой маленькой девочке, играющей в мужские взрослые игры. Я видела, как вы относились к Анжелике, пока она не начала разбрасывать врагов во все стороны!
– Лично я зауважал Анжелику после того случая на площади! – Анри прижал руку к груди. – Поцеловать капитана Леона – это же всё равно, что сунуть голову в пасть дикого зверя!
– В пасть льва, – улыбнулась Жаклин, но тут же вновь стала серьёзной. – А вы тогда же поцеловали меня!
– Простите, – Анри покаянно склонил голову. – Я всего лишь хотел заморочить голову капитану и его людям и уберечь нас всех от ареста. Если этот поцелуй был вам неприятен...
– Нет, почему же, – живо отозвалась Жаклин. – Очень даже приятен!
Даже в полумраке было видно, как заалели её щёки. Анри нестерпимо захотелось поцеловать её ещё раз, изгнать эту печаль из её глаз, прогнать охватившую Жаклин усталость, но он не осмелился. У него оставался ещё один очень важный вопрос.
– Я понял, почему вы скрывали свою истинную личность, – заговорил он после нескольких минут молчания. – Я признаю, что полюбил вас в обличье юноши и не перестану любить в обличье девушки. Я не возьму назад своих слов, сказанных в том подвале. И теперь я хочу знать только одно: любите ли вы меня?
Жаклин молчала очень долго – так долго, что Анри стал сомневаться, слышала ли она его вообще или была слишком глубоко погружена в свои мысли. Он уже собирался окликнуть её, но тут она вдруг вскинула голову.
– С самого детства, сколько себя помню, отец учил меня защищать себя. Он часто повторял, что на свете много недостойных людей и откровенных мерзавцев, что он сам, Шарль д’Артаньян, порой бывал и тем, и другим, что не желает, чтобы на моём пути встретился какой-нибудь негодяй, который вскружит мне голову и разобьёт сердце. Я рано научилась не доверять мужчинам – женщинам, впрочем, тоже. Отец не раз рассказывал мне историю о миледи Винтер... Я видела множество женщин, к которым относились гораздо хуже, чем они того заслуживают, лишь по причине их пола. И я встречала множество нахальных богатеньких юнцов, дуэлянтов, игроков и пьяниц, которые считают, что можно легко украсть у женщины её поцелуй – или её невинность.
Хотя всё сказанное очень косвенно относилось к Анри, он почувствовал, что щёки начинают пылать, и опустил глаза, не в силах смотреть на Жаклин.
– Поначалу вы показались мне таким же, – продолжала она. – Наглым самовлюблённым выскочкой из богатой семьи, которому всегда всё доставалось даром. И я была готова возненавидеть вас, была готова убить на дуэли за ваше обращение со мной, за грубости в сторону Анжелики. Но потом, когда мы волею судьбы оказались связаны, и вы попросили прощения, я взглянула на вас по-новому.
Сердце Анри, казалось, пропустило удар, но он всё ещё не осмеливался взглянуть на девушку и продолжал смотреть на усыпанный соломой земляной пол конюшни.
– Я ждала каждый миг – вот вы сделаете что-то не то, вот вы упадёте в моих глазах, и тогда я смогу с чистой совестью забыть о вас. Но каждое ваше действие, каждое движение было направлено на то, чтобы помочь нам. Вы храбро защищались от монахов и от гвардейцев, пошли против воли своих родителей, чтобы помочь нам, отправились в Англию, рисковали своей жизнью, защищая нас всех... защищая меня. Вы стали настоящим другом для Рауля и Анжелики, и я уже не могла вас ненавидеть. Я держалась, как могла, но моё сердце решило иначе, – голос Жаклин задрожал. – Я полюбила вас, Анри д’Эрбле, полюбила за время нашего краткого путешествия, полюбила в обличье моего спутника и не перестану любить в обличье сына Арамиса и крестника королевы.
Анри, охваченный безумной надеждой, поднял на неё глаза и увидел, что по щекам девушки текут слёзы. Слова у него кончились, и он обнял Жаклин, притянул к себе и стал осыпать её лицо поцелуями, осушая слезинки. Она вся задрожала, но не отстранилась, руки её после некоторого промедления легли на плечи Анри, и дочь д’Артаньяна осторожно притянула его к себе, коснулась его губ своими – мягкими, тёплыми, слегка солёными от слёз. Тут у Анри закружилась голова, и он, не в силах больше сдерживаться, крепче сжал Жаклин в объятиях, рванул шнуровку её камзола, стремясь освободить туго перетянутую грудь, уткнулся в шею девушки, покрывая её поцелуями. Жаклин запрокинула голову, подставляясь под его губы, но в следующий миг уже отстранилась и схватила Анри за руку.