Ненюков и Гонта вместе со следователем прокуратуры осматривали библиотеку. Черноглазый инспектор взял на себя роль старшего.
— Вы приехали с выставкой из Москвы?
Позднова не ответила: ей все время задавали один и тот же вопрос.
— Извините: чем могу быть полезной?
Инспектор подумал:
— Можете вы вкратце охарактеризовать лиц, по работе связанных с экспонатами?
— Вкратце?
Будь инспектор внимательнее, он бы почувствовал ее глухое раздражение.
Но черноглазый ничего не заметил — в зал вошел молоденький эксперт областного управления.
— Извините. Мы нашли это внизу, в парке… — Эксперт держал хлорвиниловый пакет.
Позднова спросила:
— Я могу уйти?
— Нет, нет, — инспектор резиновой перчаткой осторожно пошевелил содержимое пакета. — Книжка?
Позднова словно ждала его промаха.
— Это не книжка! — В ее голосе зазвучали металлические ноты. — Книги бывают разного формата, но все равно остаются книгами! У вас в руках «Азбука» Бурцева, издания тысяча семьсот пятьдесят четвертого года! У нас сантехник Роман это знает!
Она вдруг замолчала. В дверях вместе с Гонтой и Молнаром стоял Ненюков, он все слышал.
— Здравствуйте, Ассоль Сергеевна.
— Владимир Афанасьевич! — Позднова смутилась, сдернула с головы платок. Под ним оказалась рыжеватая косица, перетянутая резинкой для сигнатур, низкая, до бровей, челка. — Никак не предполагала… Думала, вы в Москве… — Ей удалось наконец взять себя в руки. — Никакие нервы не выдержат, честное слово: Каргополь, Залесск… И вот здесь!
Инспектор в замшевой кепке при желании мог рассматривать это как извинение.
— Автор исследований об Антипе Тордоксе, его первооткрыватель, — Ненюков представил ее, — хорошо известна также собирателям икон, в том числе и профессору, о котором говорили вчера.
Позднова смутилась. Кремер подошел ближе. Ассоль наконец заметила его:
— Какими судьбами?
— Записан понятым… Я приехал вечером.
— Антонина Львовича еще не видели? — спросила Позднова.
— Он здесь?
— В Мукачеве. У него был приступ.
— Ассоль Сергеевна, — помешал прощенный инспектор, — по-вашему, преступник охотился за определенной иконой или брал подряд?
Лицо Поздновой снова вспыхнуло: инспектор попал в самую точку.
— Дело, видимо, в «Суде Пилата», — Позднова словно оправдывалась перед Ненюковым, который слушал молча, — мне следовало раньше предупредить… Есть несколько искусствоведов — их мало, — они приписывают эту икону Тордоксе…
«Все стало на свои места, — подумал Гонта, — только от этого не легче».
— …Не знаю, чего больше в этих построениях, — Позднова теребила в руках платок, — наивности или невежества71
— Вы должны были поставить в известность, — проворчал Гонта.
— Все, что они утверждают, — галиматья, чистый вздор! Надо было передать его!
— Да, мы бы организовали встречу непрошеных гостей, — Гонта отвернулся.
Юноша-эксперт снова появился в зале.
— Извините, товарищ подполковник. Очень важно…
— Слушаю. — Они отошли в сторону.
— «Азбуки», которую мы нашли, вчера под полуротондой не было. Я сам все облазил. Кроме того, в парке идут съемки. Книгу сразу бы обнаружили.
— Вы хотите сказать…
— Выбросили из гостиницы, товарищ подполковник. Вчера вечером или сегодня утром…
— При немцах, при чертовых швабах, сюда никого не пускали. А кто был в лагере, тот уже ничего не скажет. И косточек их не осталось. Одних прямо здесь поубивали, других за кирпичным заводом. Остальных там, — сторожиха махнула рукой.
Все молчали.
— …В Польше, в неметчине. А здесь в сорок четвертом все посожгли, поуничтожали. Бараки долго горели — весна стояла дождливая. Потухнут и опять горят…
— После войны вы в школе работали. Правда? — сказал Мол-нар.
— Потом с детьми сидела. Теперь в замке.
— В последний день вы ничего особенного не заметили?
— Был человек перед закрытием… Как вам сказать? Очень приглядывался…
— А точнее?
— У меня он мало был. Больше в шестом зале. У «Оплакивания» я его видела. От «Зосимы с Савватием» перешел к «Троице».
— Не знаете, откуда он?
— Человек шестьдесят тогда было. Из «Солнечного Закарпатья», еще из какого-то санатория. У «Дмитрия Солунского» не протолкнуться… Пожилой, в замшевой куртке. Под курткой свитер. Долго стоял. Вот и кассир-смотритель может подтвердить, — она показала на мужчину, входившего в зал.
— Буторин Петр Николаевич, — представился кассир-смотритель. Двумя пальцами он осторожно держал обгоревшую спичку.
Ненюков поздоровался.
— У меня к вам несколько вопросов. Когда в последний раз в замке ремонтировали крышу?
— При мне не ремонтировали, я здесь год.
— А электропроводку?
— Центральная котельная выходила из строя, это точно, — Буторин переступил длинными ногами.
— Может, на чердаке проводили другие работы?
— Приходили из пожарной охраны, но наверх не поднимались, — ответы звучали по меньшей мере наивно.
— Вы осматривали выставку перед закрытием?
— Мы это делаем втроем.
— Люк на чердак был закрыт? Хорошо помните?
— Теперь во всем начинаешь сомневаться, спросили бы вчера — поклялся б! А сегодня… — Глаза у Буторина были белесые, наполовину закрытые набухшими веками. Длинноногий, с полузакрытыми глазами, кассир-смотритель напоминал большую голенастую птицу.
— Вы входили в зал одним из последних. Видели мужчину? Он стоял перед «Зосимой и Савватием»?
— Кажется. Какое-то пятно на иконе — тень… В общем, не помню.
— Тень! Солнца не было! — буркнула сторожиха.
Кассир-смотритель осторожно повертел обгорелой спичкой, определенно не зная, куда ее деть.
— Вы эту спичку подняли? — догадался Ненюков. — Для нас?
— Внизу лежала, — Буторин замялся, — говорят, по спичке даже убийство раскрыть можно.
— Не по каждой. Эту выбросили сегодня.
Буторин покраснел.
— Тогда все.
— Все, да не все! Разрешите? — Молодой человек с круглым, как на старых псковских иконах, носом-картошкой подошел к Ненюкову, потом обменялся рукопожатием с остальными, включая женщин-понятых и Кремера. — Экскурсовод Володя Пашков. Можно просто Володя… У меня из стола часы украли! — Он захохотал, обернулся к Поздновой: — Как тебе нравится, Ассоль?
Позднова не ответила.
— Где лежали часы? — хитроватое лицо Молнара было по-прежнему бесстрастно.
— В столе, в комнате экскурсоводов.
— Вы всегда там оставляете? Стол запирается?
— Не запирался. Я оставил, когда порвался ремешок.
— Марка часов?
— «Сейко».
Если поиск похищенных шедевров, пользуясь спортивной терминологией, выглядел как «произвольная программа» для сотрудников уголовного розыска, то раскрытие краж часов было их «школой».
— «Сейко» на ремешке?
— Браслет я потерял раньше, — Пашков не смутился. — Со мной всегда что-нибудь происходит… — Разговаривая, он прижал одну руку к груди, вторая, расслабленная, висела в воздухе. — Позвонили по телефону, попросили Ассоль. Я пошел искать. Спрашиваю одного, другого…
— Вы запираете комнату, уходя?
— Запираем. То есть должны запирать. Прошел залы — Ассоль нигде не было, вернулся…
— Комната была открыта? Что вам бросилось в глаза? — Мол-нар прослеживал маршрут экскурсовода этап за этапом.
— Вы правы! — Расслабленная рука Пашкова метнулась к лицу, растопыренные пальцы второй, казалось, сейчас вопьются в пальто на груди. — В комнате сидел посторонний!
— Не ошибаетесь?
— За кого вы меня принимаете? Это один из них?
Молнар не ответил.
— Как я не догадался? Он видел! Я снял часы, ремешок бросил в урну…
— Как он выглядит?
— Старше пятидесяти, плотный. В замшевой куртке, она у него не сходится на животе… С портфелем. Я найду его!