Вообще, людей в деревне оставалось все меньше. И тем более живности. Только немного коров да козы. Мало, но были. Пастухом на лето нанимали одинокого старика Арсеню. Он каждый год говорил, что больше не будет пасти, сил нету. И все-таки каждый год пас. Но нынче твердо заявил: «Пастушу последний год. Тут из-за одной Цыганки с ума сойдешь». Так звали корову черной масти. И характер был у нее кочевой. Всегда норовила убежать.
После Дня Победы Арсеня первый раз выгнал коров и коз на пастбище. Вечером возвращался, а собака стерегла мышей у старого сарая. Увидела Арсеню, поджала хвост и стала боком-боком отходить.
— Не бойся, не съем! — весело сказал Арсеня. Достал из сумки, облупил и бросил ей сваренное вкрутую яйцо.
Ворюга в один заглот съела его и опять отскочила. А когда Арсеня отошел, то подобрала с земли белые скорлупки и их схрустела.
— Ого, — сказал Арсеня. Посмотрел в сумку. — На вот еще хлебушка. Мне уж горбушки не по зубам.
Ворюга мгновенно смолотила черствый хлеб. И опять смотрела на Арсеню.
— Да, миленькая, достается тебе, — сказал Арсеня. И всю еду, что осталась в сумке, вывалил на траву.
А дальше было вот что. На следующее утро Арсеня пригнал стадо к дальнему лесу. Но только хотел присесть на пенек да съесть пирожок, как увидел, что черная Цыганка прямохонько полетела к зеленой озими.
— Ах ты, ах ты, такая-сякая! — закричал Арсеня, вскочил и побежал ее заворотить.
Но разве, с его-то скоростью, догонишь такую резвую. Вдруг из кустов вылетела Ворюга, будто ею выстрелили как снарядом, в три секунды настигла Цыганку, обогнала, смело встала перед коровой и залаяла. Цыганка опешила, выставила рога, но Ворюга так грозно и смело лаяла, что корова мотнула головой, мол, не буду с тобой связываться, и вернулась в стадо.
— Ну, товарищи женщины! — потрясенно и восхищенно говорил вечером Арсеня. — У нее ума больше, чем у меня. Я целый день барином был, завтра стульчик с собой возьму и книжку почитать. Главное дело, и коровы привыкли ей подчиняться. Ведь вот даже если они смирно пасутся, то все равно вокруг стада раза три обежит. Какая же она Ворюга, я ее Пастушкой назвал. Она ж не со зла — с голодухи цыпленка употребила. О-о, это золото, а не собака. Я пастух с маленькой буквы, она Пастушка с большой. Да, бабы, не зря сказано: «Кошку год корми — за день забудет, а собаку день корми — год будет помнить».
Но в тот день собака в деревню не пошла, осталась ночевать в поле. А рано утром, когда Арсеня вышел из дома, увидел, что она спит у ворот.
— Намучилась вчера, — сказал он. Присел и хотел погладить. И только коснулся грязной шерсти, как собака мгновенно очнулась, отпрыгнула и хотела бежать. — Куда ты, куда? Я ж тебе завтрак приготовил. Ты ж три таких завтрака вчера заработала. А я уж боялся, не захочешь больше пастушить. — Он бросил ей лепешку. — Поешь. Будешь сегодня помогать? Ох, спасибо скажу.
Пастушка по деревне с ним не пошла, но на пастбище прибежала. Он долго ею занимался, выдирал из шерсти репьи, даже клеща вытащил из лапы. Пастушка терпела все героически. Только когда он завел ее в воду и стал намыливать, вырвалась.
— Ну, ничего, не сразу, — сказал Арсеня. — Лето долгое, еще накупаешься.
И ведь напророчил. Лето началось жаркое, коровы постоянно хотели пить. Арсеня пас их или около пруда, или около реки. Но, кроме жары, летом для животных наступает одно очень тяжкое испытание — это гнус: комары, оводы, слепни. Чем жарче, тем они злее. Козы как-то легче переносят нападения кровососущих, лежат в траве вокруг козла, а коровы нервничают, лезут в кусты, даже ложатся, чтобы хоть живот, и особенно вымя, не кусали, а более всего спасаются в воде. Зайдут в воду, вода покроет спину, и так им хорошо, что на берег не выгонишь. А выгонять надо: зачем же они пришли на пастбище? Надо есть больше травы, надо давать молоко. Но и отдохнуть от гнуса тоже надо. Хотя и в воде эти великие труженицы продолжают работать — жуют и пережевывают траву.
Пастушка сама поворачивала стадо к реке или на пруд, разрешала зайти в воду, сама лежала в тени прибрежной ивы и дремала. Но не на оба глаза, в отличие от хозяина, на один, а другим посматривала на подчиненных. Над коровами вились и носились оводы и слепни. Иногда они не рассчитывали траектории полета и попадали на воду, а с нее не могли взлететь. Жужжали, крутились на поверхности. Но недолго бывали их танцы на воде — снизу выныривали голавли и с удовольствием ими питались.
— Э-э! — воскликнул Арсеня, увидев такое дело. — Чего ж это я ваньку валяю, рассиживаю? Собака пасет, меня освобождает от трудов. А зачем? Чтоб я ее, и себя, и людей рыбой кормил, так, Пастушка?