ГОРДЕЕВА: Ты, используя свое “творческое” положение, должна будешь объяснить человеку из власти что-то про фонд?
ХАМАТОВА: Да.
ГОРДЕЕВА: Ты понимаешь, о чем тебе говорить, ты уже знаешь все эти термины, слова, ты вникаешь в суть проблемы?
ХАМАТОВА: Меня проинструктировала накануне Галина Анатольевна Новичкова. Но ты пойми, на самом деле это не разговор, это – надежда, что я успею его поймать за лацкан пиджака и сумею произнести пару десятков важных слов.
И вот Путин приходит в “Современник”. Мы всем театром встречаем его в фойе. Я – с шилом в одном месте, потому что не могу вычислить подходящий момент, боюсь упустить что-то, пропустить. Президент Путин вручает всем награды. Когда подходит моя очередь получать орден, я уже в невменяемом состоянии. И я ни черта не помню. Например, о том, что, согласно требованию протокола, когда тебя награждают, надо сфотографироваться с президентом. Поэтому, получив свой орден, я буквально в прыжке ухожу со сцены, чтобы “ждать свой момент”. А мне вслед кричат: “Чулпан Наилевна, можно вас на минуточку! А сфотографироваться?” А я в своем зажиме отмахиваюсь: мол, да не надо, чего там время тратить. И сажусь на свое место. И вдруг Путин берет и сам подсаживается ко мне.
ГОРДЕЕВА: Это – момент!
ХАМАТОВА: Знаешь, что в этот момент происходит? Со сверхзвуковой скоростью все артисты нашего театра, все-все-все, и те, кто молчал, и те, кто говорил, что власть говно и гайки закручивает, все до единого патриоты и критики молниеносно стягиваются к тому месту, куда уселся Путин, и образуют вокруг нас красивую круговую композицию. Все улыбаются до ушей. И я так ошалела от этого, что забыла свое боевое задание. Я просто смотрела на лица этих людей и очнулась, когда щелчки протокольного фотоаппарата стали реже. И успела только сказать, честно глядя Путину в глаза: “Мне очень надо с вами поговорить”.
ГОРДЕЕВА: А он?
ХАМАТОВА: А он кивнул как-то в смысле: ну вы же видите, мы тут все заняты. Потом была какая-то программа, и Валентин Иосифович Гафт читал свои стихи, а уж после как бы неформальная встреча. И тут Путин меня сам нашел, отвел в сторону и спрашивает: “Что случилось?” – “Исчезли деньги на клинику”. – “Да, я знаю, мы уже разобрались. Деньги будут. Их Минфин не мог поделить с Минздравом. Все уже наказаны”, – ответил он. Мне на мгновенье поплохело. Я представила себе, что стало с теми людьми, которые “наказаны”. Но немедленно выбежала в туалет и стала названивать оттуда Новичковой с криками: “Галечка-Галечка, деньги нашлись, всё в порядке!!” И мы кричим друг другу в телефон: “Ура!” как будто уже победили. А через пару дней нас вместе с нашей клиникой начинают травить в прессе: в “Новой газете” выходит статья про то, что стройка – это результат лоббизма и нужна для отмывания денег, а никакой больницы никогда не будет построено. Журналисты пишут, что они побывали на стройке месяц назад, сфотографировали ее – ничего не происходит; теперь вернулись и снова сфотографировали: ничего не изменилось, может, какие-то два куста выдернули. Значит, делают они вывод, это всё воровство и обман. И Галя начинает воевать на два фронта: чтобы дали деньги на строительство – то есть против чиновников, и чтобы перестали распускать слухи, будто стройки не будет – то есть против общественного мнения.
ГОРДЕЕВА: А ты?
ХАМАТОВА: Я воюю вместе с Галей, мы теперь в одном войске. Нас связывает еще и то, что, как сказал Путин, строительство клиники – это ответственность тех, кто его о ней попросил. Ситуация неслыханная: врачи сами придумали строительство, а президент им сказал: “Сами и отвечайте”. И проиграть, не сдюжить или опозориться они не могли.
Несколько лет спустя в интервью изданию “Правмир” медицинский директор уже построенной клиники имени Димы Рогачёва, доктор медицинских наук, профессор Галина Новичкова[6] рассказала в подробностях, что произошло между врачами и президентом Путиным в 2005–2006 годы:
“Думаю, без него бы мы ничего не построили. Честно. И я думаю, тут дело-то вот в чем: нам от Путина нужна была клиника и ничего больше, никаких личных интересов, никакой личной выгоды. Мы сказали, что хотим лечить детей, помогите. Через неделю после приезда Путина в больницу нас, врачей, пригласили в Кремль. И меня тогда поразило, что Путин перед нами отчитался о том, что уже сделано для того, чтобы строительство новой клиники стало возможно. Я тогда, помню, ему сказала: «Мы вас не подведем». А он в ответ предложил нам стать заказчиками строительства. Если честно, тогда я не очень себе представляла, что это значит. Но на следующие несколько лет мы, врачи, превратились в архитекторов, строителей, дизайнеров. Мы создавали эту клинику для того, чтобы самим в ней работать. И теперь, конечно, я совершенно четко отдаю себе отчет в том, что, если бы мы не были заказчиками, если бы это была очередная «ничья», «государственная» стройка, тут был бы очередной сарай. Причем еще, может, и сарай бы никто не достроил… Разумеется, и у нас всякое было: сначала дали деньги на строительство, потом эта строка в бюджете куда-то исчезла, постоянно возникали какие-то люди и организации, пытавшиеся «подвинуть» нас, взять «бразды правления» в свои руки. И всё это «тяни-толкай» заняло три года. Мы боролись за право делать то, что нам было поручено. Было ощущение, что время уходит. Хотя для нас эти три года не прошли даром: мы нашли застройщика, лучшего из возможных. Строительную компанию из Германии, во главе которой стоит врач и которая специализировалась на строительстве высокотехнологичных медицинских центров. Люди там прекрасно понимали, что они строят, с какой целью и какого всё должно быть качества. И, например, наблюдать за тем, как замешивают бетон, из Германии прилетал их самый старенький сотрудник, человек, которого нельзя было ни обмануть, ни провести. А когда выяснилось, что экспертиза не одобрила финансирование трубы из нержавейки (обычно в российских больницах делают трубы из чугуна), наш застройщик, понимая, что все коммуникации в клинике должны быть «спрятаны» вовнутрь, а значит, должны быть сделаны из качественного и почти вечного материала, из своих внутренних резервов нашел деньги на трубы из нержавейки. В общем, они строили и одновременно учили нас работать: 35 человек из будущей клиники прошли в Германии стажировку за их счет. Ну и, разумеется, мы с самого начала считали эту клинику своей. И в выходные мы, доктора, приезжали с семьями, друзьями и волонтерами фонда «Подари жизнь», помогали строителям, мыли тут всё, драили, выносили строительный мусор. Мы, что называется, «приближали, как могли» тот день, когда клиника была бы достроена и готова к эксплуатации. Это произошло через шесть лет после нашей первой встречи с Путиным. И он снова приехал. Мы показывали ему еще пустую, но уже построенную и готовую работать клинику. Прощаясь, он сказал: «Вы действительно меня не подвели». Меня поразило: он помнил наш первый разговор, и ему действительно было важно, чтобы мы его не подвели”. Галина Новичкова (“Правмир”, 26.06.2016)
6
1 сентября 2018 года Галина Новичкова стала генеральным директором Национального медицинского исследовательского центра детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Дмитрия Рогачёва.