Папа. Я просто хочу, чтобы ты заказала, что тебе нравится.
Я. Ты меня пугаешь. Что происходит?
Папа. Я нашел ее.
Я. Кого?
Папа. Маму.
Я. Кого?
Папа. Перестань, Хэйли.
Я. Ты ее нашел?
Папа. Да.
Я. И где же она?
Папа. Она живет в нашем городе.
Я. И кто же она?
Папа. Как кто? Твоя мама, дорогая.
Я. Думаешь, я совсем глупая?
Папа. Ты в шоке, потому говоришь странные вещи.
Я. Я не голодна. Пойдем домой.
Дома (поглощая тосты за кухонным столом):
Папа. Ты в порядке?
Я. (молча смотрю на него).
Папа. Давай-ка я сделаю тебе еще один тостик.
Я. (молча смотрю на него).
Папа ее нашел.
И она живет здесь.
И что мне теперь делать? Что? Я должна навестить ее? Отправиться жить к ней? Встретиться?
Мне стало плохо. При этом хотелось есть. А еще я была очень зла. И мне было очень плохо.
Она живет здесь? Может, я ее видела раньше.
Возможно, она видела меня, проходила мимо нашего дома и знает, кто я.
Но если так, то почему она ни разу не подошла и не представилась?
Я откусила еще кусочек тоста. Тосты в числе моих самых любимых продуктов. Нет такой ситуации, в которой я бы отказалась съесть подсушенный в духовке хлебец. Я люблю тосты.
Но мысли о маме испортили все удовольствие от тостов. Слова «моя» + «мама» даже в голове не сочетаются, как оранжевый и фиолетовый. Не подходят одно к другому, и все тут.
Интересно, а Она любит тосты? Я унаследовала свою любовь к тостам от нее?
А не все ли мне равно?
Почему так тяжело на сердце?
— Мне нужно позвонить Кики, — сказала я, вставая из-за стола. Стул издал ужасный скрип, Кот перепугался и рванул прочь из кухни. Я посмотрела ему вслед.
Попугай щебетал, усевшись на мою тарелку. Словно смеялся над Котом.
Я пошла наверх. Казалось, это заняло уйму времени. Словно воздух стал плотнее, чем обычно, а притяжение земли — сильнее. Я села прямо на пол в коридоре, упершись ногами в противоположную стену. С телефоном на коленках. Но вместо того, чтобы позвонить Кики, я решила сходить к ней. Кики расставит все по своим местам.
Я переоделась и бросила в сумку спиритическую доску, чтобы взять ее с собой. Доска слегка покорежилась после того, как ее окатило водой в госпитале, но она все еще функционировала, если слово «функционировать» вообще применимо к доске, на которой написаны буквы и к которой прилагается пластиковая стрелка.
Не знаю, зачем я это сделала.
Наверное, я подумала, что высший разум мог бы ответить на мои вопросы. И от этого почувствовала себя защищенной.
Я вышла на улицу. Холодный воздух ударил в лицо, и мне вдруг страшно захотелось нестись навстречу ветру.
И я побежала.
Все бежала и бежала.
Ладно, признаюсь, я бежала только три квартала, а потом чуть не умерла от сердечного приступа. Возможно, мое сердце ослабело в результате долгой болезни. Надо спросить доктора. Ноги дрожали, как макаронины или ершики для чистки труб. Вся беда в том, что мое тело все еще слишком слабо и не годится для длительных пробежек.
Или для коротких.
Или для любых пробежек вообще.
Я легла на скамейку. Она была покрыта инеем, и я практически приклеилась к ней. Я старалась дышать нормально. Было холодно. Мое собственное дыхание висело у меня перед носом, как уставший маленький парусник, губы обветрились и высохли. Я минуту облизывала их и ни о чем не думала. Старалась перевести дух. Воздух был слишком холодным, чтобы наполнять мои легкие. Зато звезды были замечательные. Зимой звезды самые красивые. Я различала силуэты созвездий.
— Что мне делать? — спросила я у звезд.
Но они не ответили.
Как обычно.
Где-то через полчаса я доковыляла до дома Кики. Было бы лучше, если бы я бежала всю дорогу, но увы… (На заметку: надо посерьезнее отнестись к урокам физкультуры, если я когда-нибудь снова пойду в школу.)
Я пошатываясь прошла по дорожке к дому Кики и стала кидать камешки в ее окно, пока наконец подруга не вышла. У Кики самый замечательный дом. Не большой и не слишком современный, он выглядит как нормальный, аккуратный дом. Хотя, если честно, он очень большой. У Кики даже есть собственный балкончик.
Мы были похожи на Ромео и Джульетту. Она в ночной рубашке смотрела на меня со своего балкончика.