— Бедненький, ты так и стоял под дождем? — улыбалась она бледно-розовыми губами. — Тебя можно выжимать.
— Я ждал шаровую молнию, — проговорил он, стряхивая с волос капли.
— Я думала, меня…
— Черт с ней, с молнией… Я уж думал, вас здесь не примут.
— Мы и так десять минут ждали посадки.
— Страшно там было? — кивнул на низкое лохматое небо Вадим Федорович.
— Мы вошли в зону грозы под самым Ленинградом, — беспечно ответила Виолетта, поправляя прическу. — Поднялись над тучей и стали любоваться на грозу… Один мужчина надел на голову полиэтиленовый пакет — так и просидел в кресле до самой посадки… Зачем он это сделал?
— Страус тоже прячет голову в песок…
— Я потом спросила у него — он сказал, что это помогает ему сосредоточиться… на смысле жизни.
— А ты о чем думала, когда подлетала к грозовому Ленинграду?
— О тебе, дорогой, — улыбнулась Виолетта. — Представила себе, как ты мокнешь на дожде и таращишься на тучу.
— А ты видела когда-нибудь шаровую молнию? — спросил он.
— Я тебе как-нибудь ее подарю…
— Лучше не надо, — серьезно сказал он. — Она проникает сквозь стены, а уж если попадет в салон самолета…
— Без билета? — рассмеялась девушка. — Не пущу!
— А этот гражданин с пакетом на голове не признался тебе в любви? — ревниво спросил Казаков.
— Я трусов презираю.
— Куда мы все-таки с тобой завтра поедем? — помолчав, спросил Вадим Федорович.
Он знал, что с сегодняшнего дня у Соболевой отпуск. Это был ее последний рейс. И надо же попасть в грозу! Они много толковали, как проведут ее отпуск, но конкретно так ничего и не решили.
Виолетта остановилась — дождь уже не так лил с неба, — посмотрела ему в глаза и сказала:
— Давай не будем больше об этом думать, а? Завтра утром встанем, сядем в твои «Жигули» и поедем куда глаза глядят.
— А куда они глядят?
— На тебя, дорогой! — рассмеялась девушка.
Встать рано утром, позавтракать, отключить холодильник, сесть в машину и поехать куда глаза глядят, пожалуй, могут лишь очень счастливые люди. С тех пор как Казаков встретил Виолетту в самолете, совершающем рейс Симферополь — Ленинград, он искренне считал себя счастливым человеком. Целый месяц он встречал Виолетту в аэропорту «Пулково», ездил с ней купаться на Финский залив, — благо, лето выдалось теплым, солнечным, — вечерами ходили в кино, иногда ужинали в ресторане «Универсаль». Несколько раз Виолетта говорила, что не прочь бы сходить в кафе писателей на улицу Воинова, но Казаков не любил это кафе и так и не привел ее туда ни разу. Кормили там отвратительно, знакомые бесцеремонно подсаживались к столику, а незнакомые громкоголосые бородатые молодые люди раздражали. Кто они, Вадим Федорович не знал, но, судя по разговорам, мнили себя писателями.
Соболева жила в однокомнатной квартире на Московском проспекте, неподалеку от Фрунзенского универмага. Вадим Федорович исправно подвозил ее к парадной большого здания, здесь девушка протягивала ему узкую ладонь, и они расставались. Она не приглашала к себе, а он тоже в гости не набивался. Ему приятно было знать, что она есть, видеть, как она спускается по трапу и, улыбающаяся, идет навстречу ему… Так продолжалось целый месяц. Кареглазая, женственная Виолетта обладала довольно решительным и твердым характером. Это он понял, когда она рассказала о своем коротком замужестве… Молодой женщине было не двадцать пять лет, как на ялтинском пляже определил Вадим Федорович, а двадцать восемь. Замуж она вышла в двадцать лет, родила сына, а через два года сама развелась с мужем… Помнится, Вадим Федорович тогда спросил: дескать, муж попался пьющий? Обычно это является главной причиной развода. И Соболева удивила: