— Мне хорошо с тобой, Вадим, — негромко грудным голосом произнесла Виолетта.
Глава четвертая
1
Без стука широко распахнулась дверь, и в проеме появилась грузная, на слоновьих ногах фигура Васильевны, как все тут звали жену заведующего турбазой «Медок» Захара Галкина. Круглое, как жирный блин, невыразительное лицо с белыми кудряшками вокруг низкого лба было, как всегда, воинственным, крошечный, вдавленный в пухлые белые щеки нос смотрел вверх двумя черными дырками, а белесые с голубизной глаза всверливались буравчиками в каждого, с кем она разговаривала. Вернее, лаялась, потому что по-другому она с приезжими не умела обращаться.
— Мой Захарка был тута? — грозно спросила она.
— Вы бы постучались, — заметил Казаков, откладывая на тумбочку книжку, которую читал. Он уже лежал под одеялом на кровати. Виолетта свернулась клубком на своей, что была напротив.
— Я тута хозяйка! — повысила голос Васильевна. — Куды хочу, туды и захожу, а вы — посторонние, вас мой непутевый Захарка небось за бутылку пустил? Захочу — завтрева же выпишу вас отселя.
Виолетта пошевелилась на скрипучей деревянной кровати, но, кажется, не проснулась.
— Насчет «завтрева» мы посмотрим, а сейчас будьте добры выйти отсюда, — спокойно произнес Вадим Федорович. — И не хлопайте дверью, а то девушку разбудите.
— Знаем мы этих девушек… — сморщила свой крошечный нос Васильевна, отчего сразу стала похожа на мопса. — Ездют тут всякие и мово Захарку спаивают, чтоб вам ни дна ни покрышки! Найду у ково пьяницу в домике — завтрева же вон с турбазы!
Она все-таки хлопнула дверью. С кровати Виолетты послышался тихий смех.
— Разбудила? — покосился на нее Казаков.
— Мне на работе часто приходится сталкиваться с хамством, — заговорила Соболева. — Иного так бы подносом и огрела, а приходится терпеть и каждому улыбаться. Ведь хам с хамом старается не связываться — тут же получит отпор, ему, хаму, подавай интеллигентного человека, которого можно безнаказанно оскорблять. Ведь воспитанный человек не опустится до мордобоя или оскорблений? Она тебе: «Завтрева выгоню!», а ты ей: «Будьте добры выйти отсюда…»
— Рассказывают, от нее вся турбаза стонет, — сказал Вадим Федорович. — И никто ничего поделать не может: ходит по домикам, заглядывает чуть ли не под одеяла — ищет своего Захарку. А кто скажет слово поперек — того облает, как собака! Да что собака, хуже! А щуплый красноносый Захарка только ухмыляется и качает головой: мол, Васильевна-то, глядите, как любит меня, ревнует… Обратила внимание — на слове «ревнует» он делает ударение на первом слоге?
Турбаза «Медок», принадлежащая промкомбинату, изготавливающему пчелиные домики для совхозов и колхозов, была настоящей жемчужиной в этом краю. Кроме главного корпуса меж высоких сосен стояли полтора десятка разноцветных финских домиков с пластиковыми крышами. Эти четырехместные домики расположились на небольшом бугристом сосновом пятачке, окруженном с трех сторон озерами. По первоначальному плану все было идеально целесообразным, но у любого человека — хозяйственника вскоре появляется, если так можно выразиться, зуд расширения — человек начинает строить гаражи, кладовые, сараи, подсобные помещения, клетушки и так далее. Так, под настырным руководством Васильевны Захар Галкин вскоре опутал всю турбазу своими пристройками, в которых стал разводить кроликов, кур, уток, гусей и даже норок, про поросят уж и говорить не приходится. Меж аккуратных финских домиков стала деловито разгуливать вся эта пестрая живность. Лишь норки скучали в клетках. А где процветает подсобное хозяйство, там вскоре появляются кошки, бродячие собаки. Два «матроса», каждое лето придаваемые Галкину, с утра до ночи трудились на подсобном хозяйстве заведующего, хотя это и не входило в их обязанности, — «матросы» должны были загорать на берегу и наблюдать за отдыхающими, чтобы они далеко не заплывали. На причале всегда наготове стояла красивая голубая лодка с флажком ДОСААФ. Захар и Васильевна посчитали, что жить на турбазе со сладким названием «Медок» и не развести пчел — это по меньшей мере глупо, тем более что домики можно получить с промкомбината бесплатно. Правда, Захар, говорят, полгода противился настояниям жены, толковал, что с пчелами хлопот полон рот: нужно на курсы ехать, книжки читать… На что Васильевна резонно отвечала:
— Займешься, непутевый, пчелами, может, будешь меньше водку жрать.
Недаром же говорят, что ночная кукушка кого хочешь перекукует, — зимой Галкин поехал в областной центр на курсы пчеловодов, вернулся оттуда полный воодушевления: там ему рассказали, что пчелы в умелых руках — это золотое дно! Один из инструкторов похвастался, что только за один сезон продал со своей пасеки меду на двадцать тысяч рублей! Этот аргумент посильнее лекций и книжек сделал Захара заядлым пчеловодом. Теперь к курам, кроликам, поросятам, уткам и норкам прибавились и пчелы. «Матросы» ходили с раздутыми лицами, дымили направо-налево дымокурами, загоняя рои в ловушки, а Васильевна, сидя на широком крыльце главного корпуса — там они жили с мужем, — зорко следила за порядком в своем обширном хозяйстве. Ее сварливый голос с ударением на «о» разносился по всей турбазе. Бедные отдыхающие — а на турбазу каждую пятницу и субботу приезжали промкомбинатовские работники — прятались от разволновавшихся пчел, уходили в лес, уплывали на лодках подальше от берега. Но случалось, пчелы и там доставали их.