Выбрать главу

– Остап Бендер – мой шеф, – улыбнулся Андрей. – А я на подхвате.

– Это и будет началом твоего писательского пути? – серьезно спросила она.

– Кто знает, где начало, а где конец?

– Лермонтов в твоем возрасте был известным в России поэтом, – поддела Мария.

– Я ведь собираюсь прозу писать, – ответил Андрей. – Настоящий прозаик – это мудрый старый ворон, который триста лет живет и творит до глубокой старости…

– Насчет шофера ты пошутил? – спросила Мария.

– На два месяца завербовался в заготконтору, – сказал Андрей. – Понимаешь, им нужен шофер как раз на этот самый «газон», на котором мы сюда лихо прикатили. Такая выпала мне возможность поездить по району, побывать в самых отдаленных деревнях… Мог я отказаться? И знаешь, кто будет у меня начальником? Околыч!

– Я такой фамилии никогда не слышала…

– Я даже не знаю, фамилия ли это, – продолжал Андрей. – Просто его все зовут Околычем. Колоритнейшая личность: огромный, толстый, как цистерна, и сразу берет быка за рога. Знаешь, что он мне сказал? «Андрюша, зарплата – это чепуха! Ты каждый день будешь получать в клюв по червонцу, только во всем, милай, слушайся меня и поменьше суй нос туда, куда тебя не спрашивают. Усек?» Я ответил: «Да, усек». Представляешь, за два месяца я заработаю кроме зарплаты шестьсот рублей!

– Не из своего же кармана он будет тебе по десять рублей в этот… клюв давать?

– Меня это тоже здорово заинтриговало! – рассмеялся Андрей. – Деньги ведь не манна, с неба не падают. В общем, я прикинулся желторотым птенцом…

– С раскрытым клювом, – вставила Мария.

– Я много читал и слышал о любителях наживы, но в глаза ни одного еще не видел… Уж не сам ли господь бог послал мне Околыча? Может, он для меня – находка? Такую статью про него накатаю!..

– Ну вот, человек тебя собирается облагодетельствовать, а ты уже ему яму роешь…

– Я – журналист, – сказал Андрей. – И яму я вырою, если все будет так, как я предполагаю, не Околычу, а этому отвратительному явлению в нашей жизни…

– Явление или видение Андрею Абросимову… – рассмеялась девушка. – А вам помощник не нужен? Я бы тоже поездила с тобой и Околычем. И полюбовалась бы на это явление.

– Вот тебя бы он уж точно не зачислил в свою команду!

– Почему? Мне ведь в клюв ничего не надо. Я буду на общественных началах.

– Твои глаза, Мария, будут смущать его, если вообще возможно эту гору мяса и жира чем-либо смутить.

– И что же, мы два месяца с тобой не увидимся? – погрустнела девушка.

– При таких заработках я к тебе на самолете буду на выходные прилетать, – беспечно заметил Андрей.

– Да нет, твой Околыч запряжет тебя и на выходные, – сказала она.

– Ты так думаешь?

– Вот увидишь.

Подходя к дому, они увидели у ворот светло-бежевую «Волгу» с московским номером.

– Дядя Павел приехал, – сказал Андрей.

– Тут все его вспоминали… Кто он такой?

– Абросимов, – улыбнулся Андрей – Хранитель семейных традиций. Он всегда в этот день приезжает в Андреевку.

Павел Дмитриевич встретил их у калитки, расцеловался с племянником, галантно поцеловал руку Марии. Он ничего не спросил, но бросил на Андрея выразительный взгляд: дескать, подруга у тебя, великолепная! Высокий, в хорошо сшитом светло-сером костюме, белой рубашке с галстуком он выглядел очень представительно. Густые серебряные волосы на крупной голове, чисто выбритые загорелые щеки чуть отливали синевой.

– Один ты, Андрюша, в нашу абросимовскую породу вышел, остальные что-то все ростом мелковаты, – улыбаясь, густым голосом заговорил Павел Дмитриевич.

И действительно, дядя и племянник были почти одного роста, пожалуй, самые высокие здесь. Павел Дмитриевич склонен к полноте, хотя живот и не особенно заметен, а Андрей – узкобедрый, тонкий в талии, лишь в широких плечах да выпуклой груди ощущалась большая физическая сила. Крупное лицо у него продолговатое, серые глаза удлиненные, как у отца, абросимовский прямой широкий кос, густые темно-русые волосы.

– Появился тут у нас один акселерат, – сказал Андрей. – Генкин сынишка… Сашка Казаков!

– Покажите мне его! – загремел Павел Дмитриевич, оглядывая собравшихся во дворе родичей.

– Укатил куда-то на мотороллере, – сообщила тоненькая синеглазая Таня, двоюродная сестра Андрея, приехавшая из Калуги. Тане шестнадцать лет, у нее тонкие черты лица, белозубая улыбка, ямочки на розовых щеках.

– А ты кто, такая раскосая? – улыбаясь, спросил Павел Дмитриевич, глядя на невысокую полную блондинку с восточным разрезом светлых глаз и выпуклыми скулами. – Вроде бы азиатов в нашем роду не было.

– Эх, Паша! – засмеялась Нина Григорьевна. – Ты же Ольгу на руках носил тут двадцать лет назад.

– Я совсем забыл, что у тебя муж татарин!

– Не татарин, а узбек, – сказала Оля.

– Подождите… у нас, я смотрю, все национальности перемешались: у тебя муж узбек, а у моей Лариски – грузин, у Гали, по-моему, украинец…

– Все быстро к столу! – позвала с крыльца Галина Федоровна. – Взрослые – в большую комнату, дети – на кухню!

Черноглазая Галя спросила сестру:

– А мне куда идти – в большую комнату или на кухню?

Четырнадцатилетняя девочка была выше своей шестнадцатилетней сестры почти на голову.

– В кино со мной ходишь на сеансы для взрослых? – сказала Таня. – Пойдем в комнату!

Андрей с Машей задержались во дворе. В этот момент послышался треск мотора, и к калитке подкатил на сером запыленном мотороллере Саша.

– Не опоздал? – глазея на «Волгу», спросил он Андрея. – Дядя Павел приехал?

– Иди, он на тебя хочет посмотреть, – сказал Андрей.

Саша провел ладонью по сверкающей дверце «Волги», уселся на мотороллер.

– Там и так народу много, – сказал он. – Я потом поем.

Крутнул откидную рукоятку стартера и, поднимая желтую пыль на дороге, снова куда-то укатил.

– Твой дядя, наверно, академик? – спросила Мария. – Такой представительный.

– Да нет, он заместитель министра, – ответил Андрей.

– Андрюша, тут собрались все свои, мне как-то неудобно, – сказала девушка.

– А разве ты чужая? – засмеялся он и, обняв ее за плечи, повел к крыльцу.

Послышался нарастающий металлический шум – мимо станции без остановки прогрохотал товарняк. Утих вдали железный грохот, отстучали колеса по рельсам, скрылся дежурный в станционном помещении, а две высоченные сосны на лужайке кивали друг другу заостренными зелеными головами, будто о чем-то беседуя.