- Докладывай, лейтенант. Что ты оробел? - торопил Рыков. - Был герой, а здесь оробел! Ну-ка... Докладывай!
Андрей сбивчиво начал говорить, пропуская детали, чтобы рассказ выглядел масштабнее.
- Подождите, лейтенант, - остановил его командующий. - Сколько танков было в лесу? Какая на них эмблема?
Андрей ответил, и Кирпонос, хмурясь, долго молчал, разглядывая карту, обдумывая что-то, затем сказал Рыкову:
- Вот, значит, где они. Хитро!.. А как обманывали, усиливая нажим по фронту? - Командующий взглянул на Андрея и кивнул ему, точно лейтенант подсказал эти мысли, затем опять повернул голову к Рыкову: - Пятая во фланг может ударить.
Рыков наклонился, взмахнув ладонью, словно отсекая что-то.
- Пятая! И мехкорпус Рокоссовского... Хоть жаль кулака, а надо бить дурака, как у нас говорят на Алтае.
- Мехкорпус забирают, - сказал Кирпонос.
- Три-четыре дня всего, - ответил Рыков. - Ус~ пеем.
- Не согласовывая? - спросил Кирпонос.
- Получим "добро", Михаил Петрович. А ошибся, что ушибся - наука будет. Если бы поддержали Голикова, когда он атаковал... Факт!
- Если бы, - усмехнулся Кирпонос. - Лейтенант, составьте рапорт и укажите имена, кто там был... при его гибели.
Брови Кирпоноса сошлись у переносицы.
- И теперь большой риск... Что ж, обсудим на Военном совете.
- Кака Машка, така и замашка, - снова поговоркой, непонятной для Андрея, ответил Рыков. - Не ждут удара.
Крутолобый, с чуть вздернутым носом и энергичной складкой у губ, Рыков, казалось, был одержим мыслью:
действовать где угодно, а в глазах светилась запрятанная мужицкая хитрость, точно и простота его речи, и несдержанность оставались нарочитой, удачно найденной оболочкой, чтобы выглядеть попроще. Андрей вдруг понял, что эта будто бы идущая от натуры решительность также скрывает и расчет сил, и результаты анализа событий, и даже настроения войск.
И такому своему открытию Андрей подивился, как удивлялся недавно во время беседы с ним появившемуся желанию говорить попросту, точно с давним приятелем, отбросив разницу званий и положения.
От усталости слипались веки. Андрею хотелось скорее где-нибудь разуться, лечь на сухое место и уснуть без тревоги, имея охапку сена под головой. И он думал еще, отчего ни Рыков, ни командующий не догадываются о таком его желании.
Кирпонос, глядя на карту, ладонью приглаживал темные волосы.
- Что, лейтенант, - спросил вдруг Рыков, - побьем здесь Гитлера? Молчишь. Не хвались, на рать идучи, а с рати?.. Давай сюда пленного, взглянем, что за гусь.
Козырнув, Андрей вышел за дверь, где под присмотром связных оставил Кюна Заросший щетиной, грязный, всклокоченный, искусав до крови губы, он совсем не походил на того щеголеватого, самоуверенного офицера, каким был вначале. Но когда зашел в комнату и увидел перед собой двух генералов, Кюн привычно, даже молодцевато вытянулся.
- Он знает, кто я? - спросил Кирпонос, выходя изза стола и нагибаясь, чтобы не удариться о притолоку.
- Так, господин генерал-полковник, - ответил Кюн.
- А еще что вы знаете?
- О! - Кюн с дерзкой улыбкой выше поднял голову, - Мне также известно, что господин генерал-полковник был младшим фельдшером... и любит чай с вишней.
- Так, - улыбнулся Кирпонос. - Еще что?
- Вы имеете боевой опыт... командовать дивизией.
А теперь командуете фронтом. У вас есть сорок семь дивизий.
- Верно, - согласился командующий. - А чем Клейст прикрывает левый фланг, не знаете?
- Но это оперативная тайна, - проговорил Кюн, несколько удивленный веселым тоном русского командующего. - Я германский офицер и...
- Ни черта он не знает, - вставил Рыков. - Кто чего пьет да с кем живет - бабьи сплетни. Дерьмо, а не офицер! На кой ляд он?
- Вы можете стрелять, но через неделю, - Кюн оскорбленно вытянул распухшие губы, - через неделю посмотрите, что есть германский офицер. Наши танки будут в Киеве. Еще пять-шесть дней.
- Удар, значит, нацелен сюда, - быстро, точно захлопывая ловушку, сказал Кирпонос.
- Говоришь, через неделю? - ухмыльнулся Рыков. - Это похоже.
Андрей изумился тому, как просто, без усилий "выпотрошили" этого сложного, казалось бы, по натуре человека. Поборов минутное замешательство, Кюн длинными, ломаными фразами, вставляя и немецкие слова, начал говорить, что германская армия вошла в Россию, как стальной нож в мягкий пирог. Эта армия вооружена лучшими танками и самолетами.
Кирпонос, склонившись над картой, уже не слушал его, а Рыков перестал ходить и внимательно глядел на пленного.
- А дальше? - спросил он.
- Когда будете разбиты, весь мир примет наши условия!
- А дальше что? - скучающим тоном повторил Рыков.
Кюн явно не понимал, о чем его спрашивают и зачем нужно знать, что будет дальше, если нынешняя перспектива не оставляла русским никаких надежд.
- А дальше, - Рыков взмахнул ладонью, - народу опять воевать? Это уже было. Старая погудка на новый лад? Танков наделали вы много. Да и танки горят.
- Но пока сгорит один танк, наши заводы выпустят два, господин генерал. Пока вы думали, как накормить людей, мы строили заводы. Наша идея определит будущее...
- Будущее, - произнес вдруг очень спокойным голосом Рыков, - это не фунт изюма. Земля вертелась и до нас. И любая баба знает: убивать проще, чем рожать.
Конечно, танки - штука серьезная, да управляют ими люди.
По хитроватому взгляду, который бросил Рыков на командующего, Андрей понял, что говорит он это, продолжая какой-то спор.
- Отведи его, лейтенант, - добавил Рыков. - На кухню отведи. Картошку пусть чистит, все же дело.
V
Дул порывистый, влажный ветер. И в темноте, будто мокрой простыней, хлестало по соломенным крышам. Забитая машинами, повозками деревня была наполнена тревожной суетой. Проезжали мотоциклисты, слышались окрики часовых, поскрипывали двери, и косые полоски света на миг рассекали вязкую темноту.
Андрей с трудом нашел хатку, где оставил бойцов.
Старуха, которая ехала в кузове, сидела теперь у крыльца, выделяясь на светлом фоне побеленной мазанки черным изваянием.
- Бабушка, - окликнул Андрей, - что спать не идете?
Та не шевельнулась и как бы ничего не видящими глазами смотрела в пустоту.
"Наверное, глухая бабка", - решил Андрей.
Он зашел в сени. Из горницы доносился смех капитана, а на другой половине слышался тяжелый храп, сонное бормотание.
Увидев Андрея, Самсонов, без гимнастерки, с красным, распаренным лицом, привстал из-за широкого стола.
- Шагай сюда, лейтенант. Избавился от пленного?
А мы баньку сообразили. Красота, понимаешь... Ты закуси вначале.
Вторая женщина была здесь. Ее глаза с каким-то сиреневым отливом и пухлые, яркие губы делали лицо очень молодым. Но Андрей, заметив морщинки на белой, красивой шее, подумал, что ей лет тридцать и она старше Самсонова, которому не больше двадцати пяти.
- Твоего сержанта в госпиталь отвезли, - говорил капитан.
- Как он? - спросил Андрей, тоном стараясь показать суровость бывалого воина.
- Жив будет... И ты молодец, лейтенант. Сам пропадай, а других выручай. Это по-нашенскому! Садись вот рядом с Ниной Владимировной.
Она, с улыбкой взглянув на Андрея, подвинулась ближе к Самсонову. И капитан едва заметно мигнул ему. На столе была рассыпана вареная картошка, лежал зеленый лук и ломти хлеба. Неровное пламя керосиновой лампы, видимо заправленной бензином и присыпанной у фитиля солью, освещало земляной пол горницы, широкую печь и деревянную кровать, накрытую рядном.
- Спят все, артиллерией не побудишь. Хозяйка в погреб ночевать ушла, капитан, взяв за горлышко бутыль, разлил по стаканам жидкость. - Перед банькой...
- Там бабушка сидит одна, - сказал Андрей. - Ее надо позвать.