- Он раненый, - укоризненно сказала молодая женщина.
- Пошто я знаю, какой он. Все убёгли. А ночами с леса идут. Хлеба им дай! Токо где взять? Марья, чего смолкча?
Лишь теперь по неподвижным зрачкам старухи Анд - рей догадался, что она слепая.
- Война тут была, - объяснила Марья. - Сперва немцы зашли, да их погнали Три дня назад сызнова биться начали Ох, гремело! Село попалили, а что убитых - это страсть. Немцы-то своих целый день на МРшинах кудась отвозили.
- Где теперь фронт, не знаете? - спросил КОПЫЛОЕ - Да сказывают, за Ромнами.
- Кто сказывал?
- Из другого села полицаи заезжали, тех, что убитые, обирать.
- На самогон все меняют, ироды, - просипела старуха.
- А нет ли у вас чистой тряпицы на бинты? - спросила Ольга.
- Где ж тут? - вздохнула женщина. - Что на нас, и все Рушника даже нет.
Старуха повернула к Ольге незрячие глаза, клокотание в ее легких усилилось.
- Марья, - сказала она. - Достань рубаху, что я на смерть приготовила.
Та растерянно переступила босыми ногами.
- Достань, говорю! - крикнула старуха - Чай бог меня и в этой рубахе возьмет, не обидится.
- Спасибо вам, - тихо проговорила Ольга.
- Гарбуз еще в чугуне остался, - добавила старуха. - Дай им. Слышу, голодные люди. Может, и Васеньку нашего где покормят...
- Сын ваш?
- Сын, - ответила старуха. - А ей муж. В солдатах он.
Расспросив еще дорогу, они выбрались из мазанки.
- Ну, старуха, - высказался Копылов. - По голосу определила, что мы давно не ели Вот свекровь! У такой сноха и без мужа не забалует.
Рассвет застал их в молодом, низкорослом лесочке.
Откуда-то наплывал туман. Было холодно, сыро. Но Андрей не чувствовал холода, испарина покрывала его тело, внутренний жар ломил кости. Он глотал ртом сырой туман, а земля, на которую сел, приятно освежала.
Тоненькие деревца, освещенные зарей, перемежались черными, гнилыми пнями в седых наростах. Эта рощица поднялась на месте старого, вырубленного когдато леса и теперь звонко шумела желтой листвой.
- Октябрь скоро... холодает, - говорил матрос, держа на коленях бескозырку с ломтями вареной тыквы. - Ну, давай расхватывай бабкин гарбуз. Еще бы сто граммов флотских к завтраку.
Ольга торопливо разрывала на полосы белое полотно длинной старушечьей рубахи. Лютиков, начавший помогать ей, вдруг завертел головой, по-гусиному вытягивая шею.
- Чего? - удивился Копылов.
А Лютиков, жалобно промычав что-то нечленораздельное, только махнул рукой и кинулся в кусты.
- Ты бы штаны в руках носил для скорости, - бросил ему вслед матрос. Во где перманент.
Ольга прижала ладонь к щеке Андрея.
- У тебя жар?
Матрос, начавший есть кусок вареной тыквы, отложил его.
- Погляжу, лейтенант, что кругом. Я за минуту Матрос ушел, и Ольга тихо засмеялась:
- Он заметил, как я смотрю на тебя. А я загадала:
если останемся вдвоем сейчас... значит, навсегда.
VI
Далекий гул нарушил тишину рассвета.
- Фронт, лейтенант!
- Да Где-то бой, - сказал Андрей.
- Бьет артиллерия. С утра начали. Фронт, - хриплым от возбуждения голосом проговорил матрос. - Я же слышу. Километров десять отсюда. Доплыли, братишки!
Пока Ольга делала перевязку, Андрей вслушивался в неровный гул, который то удалялся, то медленно нарастал. Артиллерийская канонада перекатывалась к югу. Теперь стало ясно, что идет бой на широком участке.
- Наступают, ей-ей наступают, - говорил матрос - Еще вопрос, кто наступает, - отозвался Лютиков Его щеки под рыжей щетиной имели зеленовато-серый оттенок. Он то и дело вздыхал, поглядывая на куски тыквы в матросской бескозырке Где-то левее вдруг начали тарахтеть пулеметы, ударила пушка. Трескотня выстрелов стремительно приближалась, но не с востока, а с запада.
- Ничего не понимаю, - сказал Андрей.
- А что понимать, лейтенант? Сами себя колотить не будут.
- Стратег еще нашелся, - произнес Лютиков - Открытие делает, Как же! На флоте умники такие...
Резведать сперва бы, что это.
Матрос подхватил свой автомат и вопросительно глянул на Андрея.
- Растеряем друг друга, - сказал Андрей. - Идем все.
С опушки рощи они увидели белые хатки дальнего села. По дороге, лязгая гусеницами, к этому селу катилась немецкая самоходная пушка, рассыпанным строем бежали автоматчики. Бой шел где-то за селом. Оттуда выскочил мотоциклист и, подъехав к самоходке, что-то крикнул, указывая на рощу. Затем он повернул опять к селу, торопя автоматчиков. Самоходка же медленно двинулась к роще.
- Держись, братва, - тихо сказал Копылов, вытаскивая из кармана гранату.
Ольга молча расправила на плече Андрея лохмотья гимнастерки, прикрывая ими бинт.
Самоходка остановилась, надломив широкой гусеницей деревце. Высунулась голова офицера.
- Null-sechs... Feuer! [Ноль-шесть.. Огонь! (нем.)] - услыхал Андрей его команду.
От грохота выстрела над рощицей стайкой вспорхнули птицы. Снаряд разорвался у опушки леса. И там замельками фигуры людей.
- Наши... Раз они туда бьют, - шепнул матрос. - А если гранатой самоходку? Ползу, лейтенант.
И, не дожидаясь ответа Андрея, он пополз вперед.
У села, захлебываясь, били немецкие пулеметы.
Частые выстрелы самоходки наполняли рощу тугим звоном. А матрос уже находился возле деревца, подмятого гусеницей. Стоило теперь офицеру повернуть голову, и он сразу бы заметил его. Лютиков поднял автомат.
- Если обернется, - выдохнул Андрей, - не жди...
стреляй.
Копылов привстал и швырнул гранату через борт.
Самоходка дернулась, над ней взлетело облачко дыма, какое-то тряпье и офицерская фуражка.
- Сдохла! - крикнул, вскакивая на ноги, Лютиков.
А далекий лес будто шевельнулся, растекаясь по жнивью, оттуда неслись конники. Часть их завернула к селу, где трещали пулеметы, другие скакали прямо на рощу. Андрей понял, что это с боем прорывается какая-то часть. Взмыленные лошади быстро приближались, и сидевшие на них бойцы размахивали кто винтовкой, кто немецким автоматом, кто шашкой.
Майор без фуражки, с головой, обмотанной грязным бинтом, держа в руке наган, подъехал к Андрею.
- Вы эту стерву прикончили? - кивнув на самоходку, закричал он. - Ну, спасибо! А то у нас лишь два снаряда осталось. Хотели было израсходовать. Кто такие?
- Выходим из окружения, - сказал Андрей.
- Кричи громче. Я не слышу.
- Из окружения, - громко повторила Ольга. - Лейтенант ранен.
- А-а, - протянул майор, улыбаясь ей запекшимися губами. - А командовать, лейтенант, можешь? Роту дам тебе. У меня конников-то чуть осталось. А это пехота. В седле, как торбы с половой...
Обогнав запряженную четверкой лошадей сорокапятимиллиметровую пушку, к ним подскакал седоусый казак.
- Что? - спросил майор. - Громче!
- Комдив приказал держаться здесь. Танки опять идут. Восемь штук.
- Шакалы, - буркнул майор. - На хвосте второй день тащатся. - И закричал срывающимся голосом: - Коней увести в рощу!
Неожиданно и оглушающе выстрелила пушка самоходки. Диким клекотом буравя воздух, унесся снаряд.
Шарахнулись испуганные лошади. Столб разрыва поднялся около хаток, где уже двигалась пехота. Лютиков и матрос одновременно вспрыгнули на гусеницу самоходки.
- Спекся, - глядя через борт, крикнул матрос.
- Раньше бы глядеть надо, - сказал майор. - Эх, вояки!
- Ведь гранатой порванный, - удивленно произнес Лютиков. - А стрелял...
Седоусый казак, успокоив лошадь, проговорил:
- Что, по-твоему, немец? И у них разные люди:
который себя бережет, а который голову за ихнее дело кладет. Что бойцовая пчела: жало выпустил - и помер.
- Здесь еще снарядов двадцать! - крикнул матрос. - Только пали.
- Дельная мысль! - обрадовался майор. - Я тебе сейчас артиллеристов дам. А ты, лейтенант, командуй! - Он махнул рукой на восток, откуда явственно уже доносилась перестрелка. - Слышишь? Коридор нам пробивают.
Через минуту спешенные бойцы заняли оборону вдоль рощи. Те, у кого имелись лопатки, окапывались.