- Вот как бывает, - сказал он, плотно затворив дверь. - Не ждал, что увидимся?
- Не ждал, - сказал Волков.
- Одной веревочкой нас тюрьма связала. Эта веревочка крепкая.
- Что же мост? - спросил Волков.
- Осечка вышла. Как добрался?
- В лесу рассвета ждал, заблудиться боялся.
- Никогда в этих местах не гулял?
- Нет.
- Здесь безопасно. Тюхин завяз крепко. С женой, верно, ладит плохо. Баба давно кипит, а старый осел не замечает. Для его же пользы я малость любовь кручу. Если пар не выпускать, так разорвет котел. А если что, и Настасья предупредит.
"Вот для чего ведет эту опасную игру", - подумал Волков, а вслух сказал:
- Как она живет с таким?
- Все люди живут и умирают по-разному, - отозвался Шор, глядя в окно. Я делю человечество на три категории: мечтатели, практики и дураки. Мечтатели хотят изменить мир, практики управляют, а дуракам остается верить, что кто-то им устроит лучшую жизнь. Но в каждом заключена эта троица - вопрос лишь, чего больше.
Слушая Шора и приглядываясь к нему, Волков старался исключить эмоции. Он уже знал, как трудно разобраться в другом человеке. Знал, что, глядя на другого, каждый незаметно для самого себя делает отбор каких-то слов и потом рисует его внутренний портрет, а точнее, более приемлемую для себя схему. Говорят, первое впечатление бывает самым верным. Но это лишь кажется, потому что затем фиксируются детали, которые оправдывают возникшую симпатию или антипатию.
"Немец он или русский? - думал Волков. - Под уголовника он, конечно, только маскируется".
Шор казался противоположностью Мюллера, и Волков сказал:
- А лейтенант Мюллер делит человечество просто на умных и глупых.
- Мюллер? - вырвалось у Шора. - Этот аристократический цыпленок?
Как бы спохватившись, он помолчал и добавил:
- Ты не глуп, лейтенант.
Но Волков заметил и мелькнувшую в его глазах усмешку.
- Теперь о деле, - сказал Шор. - Слухи бродят, что в лесах у Оки накапливаются какие-то войска. Просят узнать, откуда эти войска. Завтра поедешь в сторону Москвы, до Раменска. На этой станции уже требуют особые пропуска. Документы у тебя надежные.
Вроде ищешь эвакуированных родных. Поищи земляков и среди бойцов.
- Ясно, - кивнул Волков.
- А сейчас отдыхай. После обеда можно в город сходить. Оглядишься тут.
После обеда Шор, запьянев, улегся спать. Волкова насторожило то, что он будто способствует его замыслу, и тоже хотел остаться дома. Но Шор тоном приказа сказал:
- Тебе Надо узнать обстановку. Иди.
На кривых, с покосившимися домиками улицах городка было много военных: спешили куда-то интенданты, прохаживались курсанты училищ, летчики. Группами шли усталые, в промасленных телогрейках рабочие с завода, где окончилась смена. У магазинов стояли очереди за хлебом.
"Верит Шор, что я крепко запутан, - думал он, - или это проверка?"
Все же он рискнул зайти на почту и отправил короткую телеграмму: "Здоров, адреса пока нет. Еж" - так его называла мать в детстве.
Женщина, принимавшая телеграммы, даже не глянув на него, выписала квитанцию Выйдя снова на улицу, он разорвал эту квитанцию, бросил в железный ящик с песком и направился к дому Тюхина.
Шор еще лежал на своей кушетке.
- Ну как? - равнодушно поинтересовался он.
- Можно было и не ходить, - сказал Волков.
- Давай тогда спать. Завтра пораньше встанем.
Шор повернулся к стене и вскоре захрапел.
В другой комнате что-то неразборчиво бубнил Тюхин, очевидно ругая жену.
Ночью Волков проснулся от легкого шороха. Луна торчала в окне углом свежевьгструганной доски, и мерцающий свет падал на кушетку Федора. Но его там не было. Дверь осталась приоткрытой, и слышался храп Тюхина. Босиком, чтобы не греметь сапогами, Волков пробрался на кухню: если заметят, можно объяснить желанием напиться. И вторая дверь была открыта.
- ...Феденька, что же мне?.. - донесся слабый говор. - Измаялась я... Мочи нет. Семь лет маюсь, хотела и руки наложить. Девчонкой ведь замуж пошла. Голод был... А теперь с постылым как жить?
- Ты погоди еще немного, - отвечал Шор.
- Я и в армию уйду. Стирать буду. Прачки в армии нужны. А смерти не боюсь. И смерть приму.
- Настасья! - вдруг крикнул из глубины дома проснувшийся Тюхин.
- Здесь я, - ответила с крыльца она. - К скотине выходила.
- А чего холода напустила? - проворчал Тюхин. - Иди сюда.
Волков пробежал в комнатку и улегся на свою лежанку.
XV
На станцию Волков шел мимо почты, однако его никто здесь не ждал. Только у вокзала какой-то человек обогнал его, задев локтем. Лицо этого человека в брезентовом плаще и рваной шапке показалось Волкову знакомым. И, как бы для того, чтобы Волков мог лучше разглядеть его, тот остановился, прикуривая.
"Это же Комзев, - узнал его Волков. - Старший лейтенант..."
В памяти его на миг всплыли осыпавшиеся траншеи, ломаная цепь автоматчиков, стук пулемета, разрывы гранат и атака...
А Комзев подмигнул ему одним глазом, точно хотел сказать: "Удивился, брат?"
Не оглядываясь, Волков пересек вокзальную площадь, где стояло много повозок. На перроне толпились мобилизованные, все остриженные наголо, но еще в своей домашней одежде. Это были уже не молодые парни, а степенные пожилые люди. Молча, с закушенными губами, стояли жены. Лишь некоторые всхлипывали, что-то тихо говорили напоследок мужьям.
Волков нырнул под состав открытых платформ, нагруженных станками эвакуированных заводов, обгорелыми танками. Из другого подошедшего состава выпрыгивали бойцы с котелками, торопясь набрать воды.
Комзев догнал Волкова. Они присели у товарного вагона, сброшенного с насыпи.
- Что не удивляешься? - весело играя глазами, спросил Комзев.
- Я теперь ничему не удивляюсь, - ответил Волков. - Значит, вы тогда пробились?
- Четверо... И комбрига дотащили.
Комзев мало изменился: та же широкая заразительная улыбка, румянец во всю щеку. Лишь одет иначе, а вместо щегольских сапог на ногах какие-то грязные ботинки, перетянутые шнуром.
- Меня с фронта отозвали две недели назад и говорят: "Лейтенанта Волкова из десантной бригады помнишь? ." "Помню, - отвечаю. - Убит на моих глазах".
"Тогда, - говорят, - надо встретить мертвеца". "Есть, - отвечаю. Когда двигаться на тот свет?" "Пока немного ближе", - говорят А вчера телеграмму приносят. .
Дома у тебя все живы, здоровы. Папаша из газет сводки аккуратно вырезает. Решил подсчитывать, сколько фрицев ухлопали. На его счетах война через месяц должна кончиться. А мамаша грозилась тебя выпороть, как домой заявишься. Мамаше надо бы полководцем стать. Ну, вообще беспокоятся... Как тебя называть?
- Виктор Никифоров, - сказал Волков.
- Ясненько.
- Что-нибудь известно про лейтенанта Жаркового?
- Жарковой?
- Его выбрасывали тогда с группой на парашютах.
- Дружок твой, - вспомнил Комзев. - Нет... О нем ничего не знаю. Четвертый месяц воюем, а сколько всего было.
Волков оглянулся. Два железнодорожника шли мимо них.
- Ты не беспокойся, - сказал Комзев. - Наблюдают. Если появится любопытный, аккуратненько уберут.
Ну, давай рассказывай.
Он записал имена, которые сообщил Волков,
- Можно брать их сегодня, - добавил Волков. - Надоело мне уже...
Комзев хмыкнул:
- В этом районе передатчик действует. Шифровки лупит ночью. И отыскать его не могут. Шор, конечно, тут не один. Возможно, и не он руководит. Я думаю, с тобой генерал захочет повидаться. Когда бы лучше?
- Лучше завтра, - ответил Волков. - Неизвестно, что будет потом.
- Пожалуй, - согласился Комзев. - А сейчас двигай в Раменск, как тебе приказано. Мы что-нибудь организуем. И все аккуратненько Шору доложи. По непроверенным данным, войска отводят с фронта на пополнение. Чтобы проверить, надо еще съездить разок.
Понятно? Завтра, как вернешься, тут буду ждать. Теперь расходимся...