Акико стояла рядом, её взгляд метался между мной и тарелкой. Она заметила мою реакцию и наклонилась чуть ближе.
— Что такое? — спросила она тихо, чтобы эксперт, всё ещё державший блокнот в углу, не услышал. — Что-то обнаружил?
Я выпрямился, но не отвёл глаз от блюда. Сердце колотилось, но я старался говорить спокойно.
— Разрезы, — сказал я, указывая на ломтики, не касаясь плёнки. — Они не такие, какими должны быть.
Акико нахмурилась, её брови сдвинулись, и она посмотрела на тарелку, будто могла увидеть то же, что и я.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, понизив голос. — Это же фугу. Разве её не так режут?
Я покачал головой, чувствуя, как внутри закипает смесь тревоги и гнева. Это был мой ресторан, моя гордость, и кто-то посмел здесь играть по своим правилам.
— У поваров фугу есть строгие правила, — начал я, стараясь объяснить так, чтобы она поняла. — Это не просто нарезка, это ритуал. Каждый мастер проходит годы обучения, чтобы получить лицензию. Фугу режут под определённым углом — примерно тридцать градусов, чтобы сохранить текстуру и форму. Ломтики должны быть тонкими, почти прозрачными, но ровными, как лист бумаги. Края — гладкие, без зазубрин, потому что нож для фугу острее бритвы и всегда новый. И самое главное — разрез делается одним движением, без рывков, чтобы не повредить волокна. Это как подпись повара. Хироси, наш мастер, делает это безупречно. Я видел его работу тысячу раз.
Я замолчал, снова глядя на тарелку. Акико ждала, её глаза сузились, и я знал, что она ловит каждое слово.
— А тут… — я указал на один из ломтиков, где край был чуть неровным, почти незаметно для чужого глаза. — Разрез другой. Он грубее, чем должен быть. Чувствуется, что тот, кто делал этот разрез, держал нож несколько иначе, чем нужно. Кисть была напряжена. И угол не тот — ближе к сорока пяти градусам. Также края… они не гладкие, есть микроскопические зазубрины. Это не работа Хироси. Это не работа никого из наших.
Акико наклонилась ближе, её дыхание стало тише, будто она боялась спугнуть правду.
— То есть… — начала она, — ты хочешь сказать, что рыбу резал кто-то другой?
— Да, — кивнул я, чувствуя, как холод пробирает до костей. — И это ещё не всё. Этот разрез… он странный. Слишком точный, но не в том смысле. Он похож… — я замялся, подбирая слова, — на хирургический. Будто кто-то использовал скальпель, а не нож для фугу. Это не повар. Это кто-то, кто знает, как разрезать плоть, но не знает наших правил.
Акико выпрямилась, её лицо стало серьёзнее, чем когда-либо. Она посмотрела на меня, и я увидел в её глазах искру — не просто любопытство, а понимание, что мы наткнулись на что-то большое.
— Хирургический, — повторила она тихо, почти шёпотом. — Ты уверен?
Я кивнул, не отводя глаз от тарелки. Уверен. И это значило, что кто-то проник в мой ресторан, подменил блюдо и убил Сато так, чтобы все подумали на нас. Но кто? И почему?
Глава 4
Мы с Акико всё ещё стояли у барной стойки «Белого Тигра», когда дверь в зал тихо скрипнула. Я обернулся и увидел Рёту, моего охранника. Его широкие плечи почти заполняли дверной проём, но двигался он с привычной лёгкостью, будто тень. В руке он сжимал телефон, а взгляд — как всегда цепкий, скользнул по мне, потом по Акико, и замер, ожидая команды.
— Рёта, — я кивнул, стараясь говорить тихо, чтобы не привлечь внимания официантов, всё ещё перешёптывающихся в углу. — Записи?
Он шагнул ближе, протягивая телефон. Его лицо оставалось непроницаемым, но я заметил лёгкое напряжение в уголках губ — он знал, что дело серьёзное.
— Всё здесь, господин Мураками-сан, — сказал он, понизив голос. — Кухня, зал, вход. Как вы просили.
Я взял телефон, чувствуя, как пальцы Акико рядом чуть дрогнули — она явно хотела взглянуть первой, но сдержалась. Её глаза, тёмные и внимательные, метнулись к Рёте, потом ко мне. Она всё ещё привыкала к тому, как быстро мои люди выполняют приказы. Я кивнул ей, мол, давай смотреть, и мы склонились над экраном. Рёта отступил на шаг, встав у стойки, будто стена между нами и остальным миром.
Видео было не ахти — зернистое, с тусклым светом, будто камера в кухне повидала лучшие дни. Но кухню «Белого Тигра» я узнал сразу: блестящие стальные столы, ряды ножей на магнитной полосе. В углу кадра виднелся стол, за которым работал повар. Я пригляделся — это был Хироси Накамура, наш мастер фугу. Его фигура, чуть сутулая, двигалась с привычной точностью, но лицо было плохо видно, повернуто боком, скрытое тенью от лампы над головой.