— Есть ещё одна версия, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Самоубийство. Диковинная, но её тоже не убирают, верно?
Акико кивнула, её взгляд смягчился.
— Да, есть такая. Сато был под давлением — долги, скандалы, угрозы. Некоторые думают, он мог выбрать… такой выход. Но яд в фугу? Это слишком странно для самоубийства.
Я откинулся на спинку стула, прокручивая её слова. Жена, любовница, соперник, я, самоубийство. Все версии были логичными, но ни одна не объясняла главного — почему Хироси вёл себя так, будто его разум трещал по швам? Я потёр виски, вспоминая справку, и решил, что пора делиться.
— Акико, — начал я, понизив голос. — Я смотрел медосмотр Хироси. Думаю, у него транзиторная ишемическая атака. ТИА. Это объясняет его рассеянность, паузы, потерянный взгляд. Он мог теряться на секунды, а потом возвращаться, как ни в чём не бывало. Но я думаю, кто-то знал об этом. И использовал.
Акико наклонилась ближе, её брови сдвинулись, а в глазах загорелся интерес. Она молчала секунду, будто раскладывала мои слова по полочкам, а потом её взгляд стал острым, как лезвие.
— ТИА? — переспросила она тихо. — Это серьёзный диагноз. Откуда у тебя такие глубокие познания в медицине, Кенджи-сан? Ты говоришь, как врач, а не как президент компании.
Я замер, чувствуя, как её вопрос бьёт точно в цель. Моя прошлая жизнь — хирург, операционные, ночи в больницах — была тайной, которую я похоронил, когда оказался в этом Токио, в этом теле, в этой игре. Никто не знал, и я не собирался раскрывать карты, даже ей. Не сейчас.
— Читал много, — ответил я, отводя взгляд к своему виски. — Интересуюсь, знаешь, на всякий случай. В бизнесе полезно разбираться в людях, в том числе в их здоровье.
Я улыбнулся, надеясь, что это звучит убедительно, но Акико не купилась. Её глаза сузились, и я понял, что она запомнила мой уклончивый ответ. Она не стала давить, но я знал — этот вопрос вернётся, как бумеранг.
— Хорошо, допустим, ТИА, — сказала она, возвращаясь к делу. — Если ты прав, это меняет картину. Хироси не виноват, он был… марионеткой. Но кто мог знать о его состоянии? И как они это использовали?
Я открыл было рот, чтобы ответить, но краем глаза заметил движение за окном бара. Тёмная фигура стояла на улице, под фонарём, слишком неподвижно для случайного прохожего. Лицо скрывал капюшон, но я чувствовал взгляд — тяжёлый, как прицел. Моя кожа покрылась мурашками. Фигура смотрела прямо на нас.
— Кенджи-сан? — Акико нахмурилась, заметив, что я отвлёкся. Она повернула голову, но я уже был на ногах.
— Подожди здесь, — бросил я, не глядя на неё.
Фигура, будто почуяв, что я её заметил, резко развернулась и нырнула в переулок. Мой пульс ускорился. Это не случайность. Кто-то следил за нами — за мной, за Акико, за нашим разговором. Я не мог позволить ему уйти.
— Кенджи, что… — начала Акико, но я уже пробирался к выходу, протискиваясь между столиками.
Холодный воздух Гиндзы ударил в лицо, как пощёчина, когда я выскочил на улицу. Неон вывесок слепил глаза, но я успел заметить тёмный силуэт, мелькнувший за углом. Я бросился в погоню, мои шаги гулко отдавались на мокром асфальте. Переулок был узким, заставленным ящиками и мусорными баками, и пахло сыростью. Фигура двигалась быстро, но я был быстрее — адреналин гнал вперёд, заглушая всё, кроме цели.
— Стой! — крикнул я.
И бросился вперёд. Переулок был узким, заваленным ящиками и мусорными баками, и пахло сыростью и ржавчиной. Фигура двигалась быстро, её силуэт мелькал в тенях, но я был быстрее. Адреналин гнал меня, как зверя, почуявшего добычу. Я перепрыгнул через сваленный картонный короб, едва не поскользнувшись, и услышал впереди звук падающего мусора — незнакомец торопился, паниковал.
— Стой! — повторил я, хотя знал, что это пустая трата дыхания.
Он свернул за угол, и я рванул следом, чувствуя, как лёгкие горят от холодного воздуха. Улица сузилась, фонари стали реже, и тени сгустились, будто помогали ему скрыться. Но я видел его — тёмное пятно, мелькающее между стен. Он споткнулся о металлическую трубу, и я сократил расстояние, мои пальцы почти касались его куртки.
— Куда бежишь⁈ — прорычал я, прыгая вперёд.
Я схватил его за руку, сжав запястье так сильно, что он вскрикнул — низкий, хриплый звук, заглушённый капюшоном. Его рукав задрался, и в тусклом свете фонаря я увидел её — татуировку. Осьминог, чёрный и зловещий, обвивал его предплечье, щупальца извивались, как живые. Мой разум взорвался. «Спрут». Наш символ. Предатель был ближе, чем я думал.
— Кто ты⁈ — я рванул его к себе, но он был скользким, как угорь.