— Но ваше расследование против Мураками длилось неделю, а Като вы упустили. Это ошибка или попытка отвлечь внимание?
Лицо Кобаяши покраснело, пот проступил сильнее, он бросил взгляд в сторону, будто ища спасения, но камеры не отпускали.
— Никаких попыток! Мы… мы проверяли всех! «Спрут» был логичной мишенью — там умер Сато! Это не ошибка, это… стандартная процедура.
— А как насчёт расследования против вас, детектив? Говорят, вы брали деньги от Хидеки Танабэ, чтобы топить «Спрут». Что скажете?
— Это ложь! Клевета! Никаких денег, никаких доказательств! Вы… — он ткнул пальцем в репортёр, но палец дрожал, выдавая его, — вы просто хотите сенсацию!
— У нас есть переписка, где вы хвастались, что «убрали любопытную девчонку» из полиции. Это о детективе Танаке?
— Хватит! Я не обязан это терпеть! — Он развернулся, расталкивая микрофоны, и почти побежал к дверям участка, его шаги были неровными, как у человека, убегающего от собственной тени.
Кадр сменился студией, где ведущий в безупречном костюме сидел за стеклянным столом. На экране позади него график акций «Спрута» взлетел на 6,7%, как феникс из пепла.
— Бегство Кобаяши только подлило масла в огонь, — сообщил ведущий. — Акции «Спрута» растут на волне героизма Кенджи Мураками, чья схватка с Като стала сенсацией. В то же время «Серебряный Журавль» Хидеки Танабэ потерял 33,2% из-за слухов о коррупции. Аналитики предсказывали, что «Спрут» вернёт доверие, если Мураками использует момент для PR.
Видео завершилось логотипом «Нихон Кейдзай», оставив тишину, пропитанную напряжением.
Я выключил телевизор.
Кобаяши тонул, его ложь разваливалась на глазах у всего Токио. Он пытался выкрутиться, но репортёр разрезала его, как скальпель, и он сбежал, как трус. Его карьера была кончена, а слухи о деньгах Танабэ и его давлении на Акико только ускоряли падение. Я вспомнил, как Ичиро говорил о росте акций — рынок повернулся к нам, и видео с пирса сделало меня героем.
Я потёр висок, где ссадина от драки с Като всё ещё пульсировала, и подумал об Ичиро. Он был прав, когда говорил про интервью на Skyline. Я хотел тишины, хотел спрятаться от камер, но это был шанс рассказать правду, очистить имя «Спрута». Я не мог упустить его. Я встал, чувствуя, как решимость вытесняет усталость, и набрал номер Ичиро. Он ответил мгновенно.
— Кенджи-сан, — сказал он, его голос был полон энергии. — Журналисты всё ещё рвут телефон. Skyline ждёт ответа.
— Договорись, — сказал я, мой голос был твёрдым, как сталь. — Я иду на интервью. Сегодня, восемь вечера. Но никаких их сценариев — я говорю, как есть.
— Понял, — ответил Ичиро, и я услышал, как он улыбается. — Это будет твой момент, босс. Я всё организую.
Глава 24
Я ехал на заднем сиденье такси, глядя, как Токио мелькает за окном — неон, толпы, бесконечный ритм города, который никогда не спит. Мой пиджак был отглажен, но ссадина на скуле всё ещё ныла, напоминая о драке с Като на пирсе.
Такси затормозило у небоскрёба в Сибуе, где располагалась студия Skyline. Здание сверкало стеклом и сталью, будто кричало о своём величии. Я вышел, поправил галстук и шагнул внутрь. Холл был огромным — мраморный пол, гигантский экран с рекламой новостей, суета сотрудников, бегающих с папками и кофе. Меня встретил помощник — худощавый парень в чёрной водолазке, с планшетом в руках и улыбкой, которая казалась приклеенной.
— Господин Мураками, — сказал он, чуть поклонившись. — Меня зовут Кен. Добро пожаловать. Пойдёмте, я провожу вас в гримёрку.
Я кивнул, следуя за ним через лабиринт коридоров. Студии Skyline бурлили жизнью. Мы проходили мимо стеклянных дверей, за которыми шли съёмки. В одной студии ведущий в ярко-красном пиджаке размахивал руками, обсуждая моду, пока модели позировали перед камерами. В другой — два аналитика спорили о ценах на нефть, их голоса гремели, как гром даже сквозь стеклянную перегородку. В третьей снимали кулинарное шоу — повар с безумной причёской жонглировал креветками, а оператор чуть не упал, пытаясь поймать кадр. Я усмехнулся про себя — хаос, но какой-то организованный. Это напоминало кухню «Белого Тигра» в час пик.
Кен свернул в узкий коридор и открыл дверь в гримёрку. Комната была небольшой, но уютной: зеркало с яркими лампами, стол, заваленный кистями и баночками, и запах пудры в воздухе. За креслом стояла девушка — лет двадцати пяти, с короткими тёмными волосами, в ярко-зелёной футболке и с улыбкой, которая могла бы осветить весь небоскрёб. Её глаза сверкнули, когда она увидела меня.