Наоми вздохнула, её взгляд был полон сочувствия, но и сомнения. Она встала, подошла к кухонному острову и достала ролл с угрём, поставив его передо мной, как будто еда могла отвлечь.
— Хорошо, — сказала она, её голос был мягким, но с лёгкой насмешкой. — Допустим, он был. Но сейчас его нет, и ты не можешь гоняться за призраком. Ты только что выписался, Кенджи. Дай себе время. «Спрут» ждёт тебя, «Жемчужина» оживает. Может, этот Юто вернётся, а может… ты найдёшь другого гения. Но не теряй себя.
Я смотрел на неё, чувствуя, как её слова, хоть и добрые, бьют по больному. Я знал, что она хочет помочь, но её намёк на усталость, на ошибку, был как нож. Я отвернулся к окну, где огни Токио мерцали, как звёзды, и почувствовал, как тьма, которую я думал победил, подбирается ближе. Юто был реален — он должен быть. Но если нет, то что это значит? Что я теряю не только Юто, но и себя?
Мои пальцы сжали повязку на руке, и я понял, что не остановлюсь, даже если весь мир скажет, что Юто — мираж.
— Спасибо, Наоми, — сказал я тихо, не глядя на неё. — Но я найду его. Я должен.
Она кивнула, её лицо было серьёзным, но глаза — полны тревоги. Она оставила ролл на столе и направилась к двери, бросив напоследок:
— Только не сломай себя, Кенджи. Я не хочу тебя собирать по кускам.
Дверь закрылась, и тишина пентхауса накрыла меня снова, но теперь она была зловещей, как шепот, который говорил: «Юто нет. А ты — следующий».
Я не мог сидеть на месте — мой разум, привыкший к действию, требовал движения. Я встал, морщась от боли, накинул чёрное пальто, сунул телефон в карман и вышел на улицу. Нужно было проветриться. Волк конечно будет ругаться, если узнает, что выходил без охраны…
— Если узнает, — буркнул я и вышел наружу.
Токио встретил меня как старого врага — огни неона слепили, толпы людей текли по тротуарам Шибуи, как река, а запахи уличной еды — жареного такояки, рамена, сладких булочек — кружили голову. Я брел без цели, мои шаги были медленными из-за рёбер, но я не замечал боли. Лица прохожих сливались в пёстрый калейдоскоп: студенты в ярких куртках, офисные работники с уставшими глазами, туристы с камерами. Я растворился в толпе, но мои мысли были с Юто. Его грусть, его нож, его слова о саду — всё это было слишком живым, чтобы быть миражом. Я должен был найти его, доказать себе, что не схожу с ума.
И вдруг, среди моря лиц, я увидел его. Юто. Его худощавая фигура мелькнула вдалеке, у перекрёстка, где толпа ждала зелёного света. Те же растрёпанные тёмные волосы, тот же серый капюшон, тот же наклон плеч, как будто он нёс невидимый груз.
Мое сердце заколотилось, адреналин ударил в кровь, заглушая боль. Я рванулся вперёд, пробиваясь через толпу, игнорируя возмущённые возгласы. «Эй, осторожнее!» — крикнул кто-то, но я не слышал. Юто был там, всего в двадцати метрах, его фигура маячила среди людей, как маяк в бурю. Я ускорил шаг, расталкивая прохожих, моя рука в повязке протестовала, но я не останавливался. Он был реален. Я не придумал его.
Вот ведь негодник! В игры вздумал играть!
Юто повернул за угол, в узкий переулок, где толпа редела. Я побежал, чувствуя, как рёбра сдавливает, но он ускользал, как тень. Его силуэт мелькал то за группой подростков, то за лотком с раменом, и каждый раз, когда я думал, что догнал, он оказывался чуть дальше. Мой разум кричал: «Это он, это Юто!», но что-то в его движениях — слишком быстрых, слишком неуловимых — било тревогу. Я выскочил на оживлённую улицу, где машины гудели, а светофор мигал красным. Не глядя, я шагнул на проезжую часть, и визг тормозов разорвал воздух. Такси остановилось в сантиметре от меня, водитель высунулся, крича: «Ты что, жить не хочешь⁈» Я махнул рукой, бормоча извинения, но мой взгляд был прикован к Юто, который теперь был всего в десяти метрах, у входа в метро.
Я бросился за ним, толпа расступалась, как вода, а боль в рёбрах стала далёкой, как эхо. Юто спускался по лестнице в метро, его капюшон мелькнул в последний раз, и я почувствовал, как паника сжимает горло. Если он уйдёт, я потеряю его навсегда.
Я перепрыгнул через турникет, игнорируя крики охранника, и увидел его впереди, у платформы, где толпа ждала поезда. Он стоял спиной, его худые плечи были напряжены, как будто он знал, что я близко. Я рванулся вперёд, протискиваясь через людей, и, наконец, моя рука схватила его плечо. Я развернул его, задыхаясь, готовый закричать: «Юто, где ты был?»
Но это был не Юто. Передо мной стоял незнакомец — парень лет двадцати, с похожими тёмными волосами и худощавой фигурой, но с круглым лицом, без шрамов, с испуганными глазами. Он дёрнулся, вырываясь из моей хватки, его голос дрожал: