Среди них был он. Юто. Его худощавая фигура, длинные волосы до плеч, собранные в небрежный хвост, острые глаза, которые я не мог забыть. Он вышел, опустив голову, в потрёпанной куртке, с рюкзаком на плече. Мое сердце заколотилось, кровь ударила в виски. Это был он — или моя голова снова играла со мной?
Опять началось? Опять галлюцинация? Обострение после стресса на фоне ссоры?
Я шагнул назад, прижавшись к стене, чтобы он не заметил. Дыхание сбилось, разум кричал: галлюцинация, как в больнице, как в офисе с фруктами. Но он выглядел таким реальным — его движения, то, как он поправил лямку рюкзака, как огляделся, будто боялся погони.
Я сжал кулаки, пытаясь понять, что вижу. Если это не Юто, то кто? Если это он, почему здесь, в этом забытом районе? Я хотел окликнуть его, но горло сжалось. Вдруг это ловушка моего разума, и я снова буду резать манго, швырять ножи, доказывая, что не сошёл с ума? Но пока я боролся с собой, сцена передо мной изменилась, и моё внимание переключилось.
Просто понаблюдаю.
К Юто подошёл парень — высокий, с короткими волосами, в кожаной куртке, на которой был вышит рисунок пса, оскалившего зубы. Его походка была наглой, движения резкими, как у человека, привыкшего брать, что хочет. На рукаве мелькнула татуировка, и я заметил, как Юто напрягся, его плечи ссутулились, взгляд метнулся в сторону. Они явно были знакомы, и это знакомство не сулило ничего хорошего. Парень что-то сказал, его голос был низким, с угрозой, но я не разобрал слов. Юто покачал головой, отступил, его лицо стало бледнее. Он явно боялся.
— Не надо, — услышал я его голос, тихий, но знакомый, как эхо из больницы. — Я ничего не делал.
Бандит ухмыльнулся, шагнул ближе, и Юто попятился, бросив взгляд на автобус, который уже уезжал. Он повернулся и быстро пошёл прочь, почти побежал, сворачивая в узкую подворотню между двумя покосившимися домами. Бандит последовал за ним, его шаги были уверенными, как у охотника, знающего, что добыча в ловушке.
Я замер, моё сердце билось так, будто хотело вырваться. Это был не сон, не галлюцинация — Юто был здесь, и он в опасности. Или это всё же игра моего разума? Но я не мог стоять и смотреть. Я двинулся следом, держась в тени, мои шаги были осторожными, чтобы не выдать себя.
Подворотня была узкой, заваленной мусором и пустыми ящиками. Запах сырости и гниющих овощей бил в ноздри. Фонарь в конце переулка мигал, бросая рваный свет на стены, покрытые граффити. Юто шёл быстро, но бандит был быстрее, его куртка шуршала, а рисунок пса казался живым в полумраке. Я держался на расстоянии, прячась за углом, мой пульс стучал в висках. Юто завернул за угол, но я услышал его резкий вдох — он упёрся в тупик, кирпичную стену, заваленную ржавыми банками. Бандит догнал его, его тень нависла над Юто, как хищник над жертвой.
— Куда собрался? — сказал бандит, его голос был пропитан насмешкой. — Думал, спрячешься? Мы тебя везде найдём.
Юто прижался к стене, его рюкзак соскользнул с плеча, упав в грязь. Его глаза были полны страха, но в них мелькнула искра — та самая, что я видел в больнице, когда он говорил о балансе.
— Я не знаю, о чём ты, — сказал он, его голос дрожал, но в нём была твёрдость. — Оставь меня.
Бандит рассмеялся, его смех был резким, как лай. Он шагнул ближе, и я увидел, как его рука скользнула в карман куртки. Свет фонаря блеснул на лезвии ножа, который он вытащил, его острие сверкнуло, как звезда в ночи. Юто замер, его дыхание стало прерывистым, глаза расширились. Бандит поднял нож, его намерения были ясны — он собирался убить.
— Хватит игр, — сказал бандит, его голос стал низким, угрожающим. — Ты знаешь, за что.
Я стоял в тени, моё сердце билось так громко, что я боялся, они услышат. Юто был в шаге от смерти, и я не знал, реален он или нет, но нож был настоящим, как и кровь, которая могла пролиться. Бандит шагнул ближе, лезвие сверкнуло у горла Юто, и время, казалось, остановилось.
Фургон мчался через дождливую ночь Асакусы, его шины шуршали по мокрому асфальту, заглушая звуки города. Внутри было тесно, воздух пропитан запахом сырости, бензина и страха. Рёта сидел на металлическом полу, прижатый к стенке фургона, его руки были связаны за спиной верёвкой, которая врезалась в кожу. Его лицо было бледным, пот стекал по вискам, глаза метались от одного громилы к другому. Напротив него, на откидном сиденье, расположился Такео Кобаяси, его длинное пальто свисало, как крылья ворона. Рядом лежал Кай, огромный кане-корсо, чья чёрная шерсть лоснилась, а рычание вибрировало в груди, как далёкий гром. Кобаяси смотрел на Рёту, его тёмные глаза были пустыми, но в них тлела угроза, как угли под пеплом. Рю, съёжившийся в углу, держал фонарик, чей свет дрожал, освещая лицо повара. Громилы, сидевшие у двери, молчали, их татуированные руки покоились на коленях, но напряжение в их позах говорило, что они готовы к действию.