Я отставил кружку, игнорируя боль в плече, и встал. Мой голос был хриплым, но твёрдым, как сталь.
— Кобаяси думает, что мы сломаемся, — сказал я, обводя их взглядом. — Но он ошибается. У нас два дня до «Золотой Вилки». Мы защитим Юто, спасём сестру Акиры и раздавим «Курама Фудс». Идём ва-банк.
— Но… — начал Волк, но я жестом заставил его замолчать.
Наоми подняла взгляд, её ручка замерла над блокнотом, но она кивнула, её лицо было сосредоточенным. Юто сглотнул, его пальцы сильнее сжали нож, но он не отвёл глаз.
Я шагнул к столу, где лежала схема кухни, и начал, чувствуя, как адреналин заглушает боль.
— План тройной, — сказал я, постучав пальцем по схеме. — Первое: мы защищаем меню Юто. Кобаяси хочет подменить ингредиенты — икру, рыбу, специи, всё, чтобы блюда провалились. Волк, удвой охрану хранилища. Поставь своих людей на каждый вход, проверяй каждого, кто туда лезет. Я лично буду осматривать поставки — каждую коробку, каждый ящик. У нас нет гарантий, что завербовали только одного человека. Может быть кто-то еще. Акира, — я сделал паузу, вспоминая его слёзы в подсобке, его крик «ради сестры», — ты будешь нашим козырем. Скажешь «Курама», что продолжаешь саботаж, что всё идёт по их плану. Но каждый их шаг, каждое слово — ты докладываешь мне. Если предашь, Волк найдёт тебя, и я не остановлю его.
Волк ухмыльнулся, его пальцы погладили рукоять пистолета, и я знал, что он не шутит. Юто напрягся, его голос был тихим, почти шёпотом.
— Кенджи, — сказал он, — а если Кобаяси догадается? Он всегда на шаг впереди. Он… он видит всё.
Я посмотрел на него, чувствуя, как его страх эхом отдаётся во мне. Кобаяси был тенью, которая преследовала Юто годами, но я не мог позволить ему сломать нас. Я шагнул к нему, положив руку на его плечо, игнорируя прострел боли в своём.
— Не в этот раз, Юто, — сказал я. — Он думает, что мы пешки. Но мы перевернём доску. Мы — «Спрут». Мы — семья.
Юто кивнул, его глаза загорелись слабой искрой надежды, но я видел, как он борется с сомнениями. Я повернулся к остальным.
— Второе: мы найдём Мику, — продолжил я. — Волк, свяжись со своими людьми в порту. Проверь склады, заброшенные здания, всё, где «Курама» может прятать заложницу. Если они держат её в Токио, кто-то знает. Найди этого кого-то.
Волк кивнул, его лицо было суровым, но глаза блестели — он любил такие задания.
— Сделаю, — сказал он, голос был как рокот мотора. — У меня есть пара должников в Синагаве. Они заговорят.
— Наоми, — я повернулся к ней, — копай их финансы. Платежи, переводы, аренда — всё, что укажет, где они держат Мику. Если они платят за помещение, должен быть след. Подключи наших юристов.
Она кивнула, её пальцы уже листали бумаги.
— У меня есть друг в банке, — сказала она, её голос был спокойным, но твёрдым. — И старый контакт в налоговой. Если «Курама» тратит деньги, я найду, куда.
— Отлично, — сказал я, чувствуя, как план обретает форму. — И третье: мы бьём Кобаяси его же оружием. Наоми, тот журналист, помнишь? Наш старый приятель. Позвони ему. Пусть напишет статью — не прямые обвинения, а намёки, что «Курама Фудс» играет грязно, подкупает поставщиков, портит продукты. Достаточно, чтобы они занервничали, начали проверять своих. Это даст нам время.
Наоми улыбнулась, её глаза загорелись.
— Я позвоню ему утром. Он знает, как бросить тень, не называя имён.
Я кивнул, чувствуя, как команда оживает. Волк уже набирал номер своего контакта, Наоми черкала заметки, а Юто, всё ещё сжимая нож, смотрел на меня, как будто искал опору. Я знал, что Кобаяси следит, что его тень ближе, чем нам кажется, но я был готов. Два дня. Мы сделаем так, что «Золотая Вилка» станет нашим триумфом, а не его победой. Я сжал кулак, игнорируя боль, и посмотрел на свою семью. Это была наша война, и я не собирался проигрывать.
Юто вдруг поднял взгляд, его голос был тихим, но в нём звенело упрямство, как сталь под ударом.
— Кенджи, — сказал он, — я хочу поговорить с Акирой. Один на один. Он… он чуть не убил меня, но я должен понять, почему. Я должен знать, есть ли в нём что-то, кроме предательства. Я не смогу ему доверять как прежде, пока не поговорю.
Я нахмурился, рана запульсировала, посылая вспышку боли через плечо. Акира был опасен — его нож, его крик «ради сестры» всё ещё звучали в ушах. Но в глазах Юто была не злость, а боль, как будто он видел в Акире отражение своих собственных шрамов, оставленных Кобаяси.
Наоми посмотрела на меня, её брови приподнялись, пальцы замерли над блокнотом. Она хотела возразить, но промолчала, доверяя моему решению. Волк хмыкнул, его рука сжала рукоять пистолета — он явно считал это глупостью, но я поднял ладонь, останавливая его.