В подсобке «Жемчужины» воздух был пропитан сыростью и запахом дезинфекции, бетонные стены глушили звуки, а мигающая лампа над головой бросала резкие тени. Акира Танака сидел на стуле, его запястья, всё ещё покрасневшие от верёвок, дрожали. Кенджи, с перевязанным плечом, где кровь проступала сквозь бинты, только что развязал его.
— Ты теперь с нами, Акира, — сказал Кенджи, его голос был хриплым, но твёрдым. — Один неверный шаг, и Волк закончит то, что начал.
Акира кивнул, его лицо, покрытое засохшей кровью и слезами, было бледным. Он потёр запястья, но не успел ответить — его телефон, лежавший на столе, завибрировал, экран осветился в полумраке.
— Отвечай, — сказал Кенджи, его тон не терпел возражений. — На громкой связи. Я должен слышать.
Акира дрожащими пальцами взял телефон, его взгляд метнулся к Кенджи. Номер был скрыт, но он знал, кто звонит. Кобаяси. Его тень висела над ним с того дня, как «Курама» показала видео с Микой — бледной, с кислородной маской, в серой комнате. Акира нажал «принять» и включил громкую связь, поставив телефон на стол. Тишина в подсобке стала тяжёлой, как бетон, пока голос Кобаяси не прорезал её — низкий, масляный, пропитанный насмешкой, от которой у всех пробежал холод по спине.
— Акира, мой мальчик, — протянул Кобаяси, его тон был сладким, как яд, но с издевательской ноткой. — Как поживаешь? Всё ещё возишься с кастрюлями в этой жалкой «Жемчужине»? Или, — он хмыкнул, и звук глотка, словно он пил вино, эхом отразился в комнате, — уже натворил дел?
Акира сжал кулаки, его ногти впились в ладони. Кенджи прищурился, его рука невольно легла на раненое плечо. Волк зарычал тихо, как зверь, готовый к прыжку.
— Где Мика? — спросил он, его голос дрожал, но был полон отчаяния. — Где моя сестра? Ты обещал, что она будет в порядке!
Кобаяси рассмеялся — холодный, резкий звук, как стекло, бьющееся о бетон. Смех эхом отозвался в подсобке, заставив Юто вздрогнуть. Акира сжал кулаки сильнее, пот выступил на его лбу, сердце колотилось, готовое вырваться.
— О, Мика, — сказал Кобаяси, смакуя каждое слово, его голос был пропитан издёвкой. — С ней всё в порядке… пока. Такая милая девочка, Акира. Хрупкая. Кислородная маска, слабый голос… она всё ещё верит в своего большого брата. Надеюсь, ты не заставишь её разочароваться.
Акира зажмурился, его лицо исказилось, как будто слова Кобаяси были ножом. Кенджи шагнул ближе, его глаза горели, но он молчал, давая Акире говорить.
— Что ты хочешь? — выдавил Акира, его голос был хриплым, почти шёпотом. — Я сделал, что ты сказал. Икра, юдзу… я… я пытался.
— Пытался? — голос Кобаяси стал острым, как лезвие, насмешка сменилась угрозой. — Ты чуть не испортил всё, Акира. Что с тобой? Сентиментальность? Слабость? Я сказал тебе: Юто должен сломаться, а ты чуть не выдал себя. Надеюсь, наша сделка всё ещё в силе?
Подсобка затихла, только мигающая лампа гудела. Акира посмотрел на Кенджи, его глаза были полны страха и вины. Кенджи кивнул, едва заметно, его лицо было суровым, но в нём мелькнула поддержка. Акира сглотнул, вспоминая Мику, её улыбку, её веру в него. Он знал, что Кенджи дал ему шанс, но Кобаяси держал его сестру, и этот выбор разрывал его.
— Всё в силе, — сказал Акира, стараясь сдержать дрожь в голосе. Каждое слово было как предательство, но он не мог рисковать Микой. — Я сделаю, что ты хочешь. Просто… не трогай её. Пожалуйста.
Кобаяси помолчал, и эта тишина была хуже его слов. Все в комнате чувствовали её — тяжёлую, удушающую. Дыхание Кобаяси, медленное и размеренное, доносилось через динамик, как у хищника, уверенного в своей добыче. Затем он заговорил, его тон снова стал насмешливым, но с ледяной угрозой.
— Хорошо, мальчик, — сказал он. — «Золотая Вилка» через два дня. Ты знаешь, что делать. Ингредиенты для Юто — икра, рыба, специи — должны быть… неподходящими. И никаких фокусов. Если Юто провалится, Мика будет дышать. Если нет… ты знаешь, что бывает с теми, кто меня подводит.
Акира кивнул, его слёзы блестели в свете лампы. Кенджи сжал кулак, его глаза сузились, но он не прервал разговор.
— Я понял, — прошептал Акира, голос сломался. — Я сделаю.
— Умница, — сказал Кобаяси, и его улыбка была почти осязаемой. — Не подведи, Акира. Ради сестры.