Я выбежала из кафе, размахивая еще совсем недавно тяжелой сумкой. Стояла жуткая жара, и я не хотела начинать искать работу сейчас, но раз работа сама нашла меня — глупо было отказываться. Это было то, что нужно сейчас, когда все мои одноклассники сдают вступительные экзамены, а театр, похоже, уже не спасает, как раньше.
И это место… Я вернулась бы сюда, даже если бы никто не предлагал мне работу.
Концерт слышался еще на лестничной площадке. Я открыла дверь своим ключом и осторожно вошла, пиная перед собой тяжелую сумку.
Вошла я вовремя. Раздался внушительный проигрыш, знакомый с детства, и знакомый же голос затянул арию из оперы «Кармен». Волна известной (до тошноты) классической музыки внушительно, подобно Кармен, проплыла по комнатам. Покорно дослушав до окончания, я заглянула в кухню.
Сковородки гремели, переставляясь, радио вещало о перерыве, а бабушка, то есть простите, графиня Трубецкая, руководила парадом.
— О, явилась не запылилась! — фыркнула она, закуривая. — Что так рано?
— Ах, простите, что помешала вашему тет-а-тет, — любезно заметила я, снимая обувь. — А ты, как я погляжу, времени зря не теряешь. Распеваешься… Хоть бы сменила репертуар.
— Я уже слишком стара для перемен! — манерно откликнулась она. Подошла — высокая, худощавая, с безупречно прямой спиной и шикарной прической — и клюнула в щеку.
— Но не стара для вредных привычек, — заметила я ядовито, возвращаясь в коридор и затаскивая сумку в комнату. Наш ежедневный спектакль послушно катил по привычному руслу.
— Не учи меня жить, мелочь! — вытряхнула графиня Трубецкая. — Заведи свои привычки и отстань от тех, кто хоть что-то понимает в жизни! А, кстати, как все прошло? — уже нормальным голосом крикнула она из кухни. — Приз зрительских симпатий?
Она не верила ни в мои способности, ни в том числе, в успех нашей труппы, которую она считала «пустым прожиганием времени, которое можно было посвятить поступлению в ВУЗ».
— Приз Смирнитскому — в номинации «Открытие года». Гран-при нашей «Собаке на сене».
— Да ты что?! — графиня Трубецкая пришла из кухни с половником в руках. С половника капали капли борща. На моей памяти она лишь раз поступила так опрометчиво и бездумно, но тогда и причины-то были посерьезнее. — Шутишь!
— Многоуважаемая госпожа… — начала я.
— Ох!.. — бабуля махнула на меня рукой и, заметив свою погрешность, унеслась в кухню.
— А матерь где? — крикнула я вглубь комнат, выходя в коридор и заглядывая в зеркало. Зеркало отражало худющую мою физиономию, обрамленную черными беспокойными волосами. Синяки под глазами удачно оттеняли голубые глаза, которые на похудевшем лице казались еще больше. Одежда висела мешком и, признаться, мне это не доставляло особого удовольствия. Даже когда я занималась танцами, я не могла добиться таких результатов, а тут — на тебе.
— Приехал некий граф и увез ее в неизведанном направлении! — провозгласила бабуля из кухни. Мы всегда разговаривали так друг с другом.
— Граф? Это что же такое? — недоуменно переспросила я, показывая себе язык. Мне показалось, что я ослышалась.
— Граф — это человек. Вот приедет она и сама тебе все расскажет.
— Ну конечно, как же, жди. — Я не заметила, как бабушка возникла у меня за спиной.
— Боже ты мой! Как похудел ребенок! Иди, ешь немедленно!
— Не мешала бы ты мне соснуть вечным сном в своей комнате! — скорчилась я, зная, что она все равно не отстанет.
— Иди-иди! Успеешь соснуть еще!
Я бросила последний взгляд в зеркало и отправилась в кухню.
II. Июль
Так я начала работать в кафе. И прошло некоторое время, прежде чем я смогла воспринимать эту работу не просто как неприятную, но обязательную ступень к воплощению задуманного плана; воспринимать людей, которые меня окружали не просто «коллегами по несчастью», не просто симпатичными, но далекими от моей жизни людьми, а кем-то большим. Кем-то, кто совершенно не задумываясь, перечеркнул мою прежнюю, как оказалось, очень «детскую» жизнь.
Прошло время, да….
А пока я все еще роняла дурацкие неподъемные подносы, с которых посуда так и норовила соскользнуть и разбиться о холодный пол… Я роняла подносы, ловила насмешки Мишки-певца и сочувственные взгляды бармена Анатолия; училась не горбиться и передвигаться с тяжелой кладью одновременно, и притом быстро; выдерживала безумную энергию Владилены и высокомерную жалость официантки Тони, — словом, втягивалась в работу «на полную катушку». Я знала, что Мишка за моей спиной заключает пари о том, сколько я еще смогу продержаться, пока хозяйка не выдержит и выгонит меня, и что победит: неуклюжесть или профессионализм.