— Я знал, что ты придешь, — улыбается он сержанту.
— И я знал, что ты будешь ждать.
Сержант встревоженно смотрит на забинтованное плечо капитана, на его правую руку, висящую на перевязи.
— А дверь все так же распорота, никак не могут заменить, — говорит он.
— Они к ней уже привыкли, — отвечает капитан, — Или в годовом бюджете этот расход не предусмотрен.
— Ну конечно, — соглашается сержант, — Если будут грабить, они услышат крик и позовут милицию. Зачем же вставлять новую дверь?
Войдя в комнату кассира, я зажег свет. Потом вложил нужный ключ в замок пустого сейфа, вынул из него три полки и прислонил их к боковой стенке ящика.
— Откуда у тебя ключи? — спросил сержант, — Ты же хотел говорить о них с Колажем.
— Попросил, чтобы он оставил их в проходной. Франек, останься с Броняком в коридоре. Мы ему покажем все с самого начала. Ты когда-нибудь играл в театре?
— Хотел записаться однажды в наш драматический кружок, но там сказали, что у меня голос пропитой.
— А я тебя принимаю и с пропитым голосом. Сейчас мы разыграем представление специально для этого типа. Ты сыграешь Броняка, а я — Эмиля Зомбека. Возьми это, — я подал сержанту сложенный вдвое заклеенный чистый конверт. Потом обернулся к Броняку, который тупо смотрел перед собой и делал вид, что все это его не касается, — Этот конверт я нашел в твоей квартире на Дешчовой. Заклеенный, сложенный пополам конверт, в котором ничего не было. Кроме следов, свидетельствующих, что ты носил его в кармане.
Броняк пожал плечами.
— Мало ли у людей конвертов?
— Таких, как этот, ни у кого нет, — сказал я. И сержанту: — Франек, сыграй свою роль хорошо, чтобы я мог тебе поверить.
Я запер дверь. Уселся за стол и крикнул:
— Начинай!
Сержант постучал. Я спросил — кто там, и он ответил:
— Броняк.
Я отказался его впустить, проворчав: «О чем ты там думаешь, я ведь считаю деньги».
Он снова принялся стучать и требовать, чтобы его впустили.
— Мне нужно подготовиться к зарплате, — сказал я, — Уйди.
Сержант понизил голос.
— Есть срочное сообщение из Колюшек.
— Из Колюшек? — переспросил я тревожно.
— Шыдло разрешает тебе выйти из игры.
Я накрыл стол листами газет, как это сделал когда-то Эмиль Зомбек, пряча от посторонних глаз миллион семьсот тысяч злотых.
— Тише! С ума сошел!
— Здесь никого нет, — проникновенно убеждал сержант. — Открой. Шыдло передал для тебя важное письмо.
— Отдашь его мне потом, в проходной.
— Если не откроешь, брошу его перед твоей дверью!
Я встал. Оттянул язычки замков, откинул задвижку.
Приоткрыл дверь и спросил:
— Где письмо? Давай.
Сержант махнул перед моими глазами сложенным конвертом. Другой рукой он сильно толкнул дверь и вошел в комнату.
— Занавес, — сказал я. — И антракт. Ты сыграл отлично, Франек. Руководитель драмкружка, который тебя не принял, много потерял.
— Тебе, правда, понравилось?
— Ты был великолепен. Говорил так, что я просто не мог не открыть. Именно так и нужно.
Марчук смотрел на мое забинтованное плечо.
Душно, чертовски душно было в этой унылой комнате, но открывать окно мне не хотелось. Приближалась гроза, молнии сновали в небе и отражались в запыленных стеклах, словно вспышки магния.
…С быстрого крещендо стук Марчука перешел в медленный ритм тамтама. Удары слабели.
Не задохся ли он там? Как будто нет. Эта крепкая скотина умирала бы в сейфе в два раза дольше, чем кассир Зомбек, вопреки мнению наших экспертов, утверждавших, что запаса воздуха хватит на час, на два.
Я достал магнитофон, посмотрел, правильно ли установлены кассеты с пленкой. Проверил соединение аппарата с часами, в которые был вмонтирован микрофончик.
Еще три слабых удара, затем только два. Марчук начал бороться за жизнь. Знал, что каждое сильное движение требует и большого количества воздуха, приближает конец. Он подумал, наверное, что я решил отомстить ему за все неудачи и унижения, с которыми столкнулся, ведя его дело.
И снова удар, но такой слабый, что в шуме дождя, бьющего по стеклу, сержант не мог услышать этого звука.
Я открыл сейф.
Задыхаясь и глотая воздух, словно воду, из него на четвереньках выполз позеленевший, покрытый потом Марчук.
Наконец-то он был у меня в руках!
Мне не нужно было ничего делать или говорить; я ждал только, пока он поднимется и немного придет в себя. Никогда бы я не смог решиться на такой убийственный прием — запереть человека в сейф, даже самого страшного преступника, — если бы не знал, что Марчук поступил точно так же с другим человеком, Эмилем Зомбеком. Я действовал, как он, потому что только таким способом мог заставить его признаться.