Вдалеке проскальзывают вертушки. Они просто летят, а не заходят на цель. Но духи всегда гораздо лучше нас умеют маскироваться во всевозможных расщелинах и старательно намечают пути отхода.
— И куда они направились? — риторически вопрошает Тенсино, вороша черные волосы.
Он — одесский грек, из тех, чьи предки переселились в Россию еще при матушке Екатерине, хотя многие почему-то принимают его за итальянца. Языка предков не знает, и о национальности говорит лишь фамилия и, может быть, внешность. Правда, судьба никогда не сводила меня с наследниками Эллады, и я ничего не могу сказать, как его земляки выглядят.
Колокольцев вертится вокруг, чуть не роет землю в поисках ответа на вопрос, но ничего сказать не может. Бойцы тоже внимательно присматриваются. Только мы не в лесу, где примятая травинка может дать какую-нибудь подсказку. На камне ничего толком не увидишь.
Докладываю обстановку в полк. Приказ остается неизменным, нам лишь говорят, чтобы взаимодействовали с вертолетчиками. Мы не против, только ведь взаимодействие происходит от слова «взаимность». А где ж объект нашего воздыхания?
Пойди туда — незнамо куда…
С момента боя прошло не так уж много, может быть, час. Проще всего разбиться на взводы и прочесать все окрестности. Но чем меньше группа, тем она слабее, и вероятность потерь неизбежно растет. Терять же ребят ни за что…
На дороге воспользовались паузой, и несколько бойцов во главе с неутомимым в подобных случаях Кравчуком стали спускаться к рухнувшему «КамАЗу». В военном хозяйстве все пригодится, стоит ли зевать?
— Что там? — интересуюсь через некоторое время по связи.
— Продукты.
Люди извлекают коробки, тянут их вверх к застывшим боевым машинам. Мародерство в чистом виде, но не бросать же добро!
Отдаю приказ, и солдаты карабкаются ко мне на гору. Только им приходится потруднее, чем нам: каждый тащит с собой немалый груз. Свои и наши вещи, тяжелое оружие, боеприпасы… Хорошо хоть, что с нами нет минометчиков и не надо помогать им перетаскивать мины. Но хорошо — на походе. В бою они отнюдь не лишние.
Куда идти, по-прежнему неясно, от нас уходят минимум четыре дороги, точнее — их подобия, этакие слабые намеки на тропки, нормальных дорог здесь быть не может, но выстраиваю роту и объясняю задачу.
Особого энтузиазма в строю нет, но нет и возмущения. Разве что некоторая растерянность людей, попавших в совершенное, если верить словам, общество, и вдруг обнаруживших, что и здесь идет то же самое, что происходит в отнюдь не самом спокойном и развитом уголке земного шара.
— …Наша задача — обнаружить и уничтожить вторгшуюся сюда банду, — заканчиваю я.
— Чего же местные сами не могут разобраться с какой-то бандой, раз они такие шибко умные? — прямо из строя брякает сержант Коновалов из второго взвода.
— Вот потому и не могут. Отвыкли-с, — отвечаю ему.
Мне не совсем по душе нынешняя роль. Противники такие же чужие здесь, как и мы, и много ли они могут натворить вреда? Базы у них по идее быть не может, еще вопрос, понимают ли духи вообще, куда попали? Вот закончится у них продовольствие — и что дальше? Что с ними будет, если на десятки километров вокруг ни одного населенного пункта? Но и отпускать их на все четыре стороны нельзя. Потом кто-то может заплатить кровью за нашу оплошность.
В строю слышны смешки.
— Как возведен лагерь, знаете? — спрашиваю я. — Нам такие технологии и не снились. Да и не только такие. Даже факт, что здесь нет ни сел, ни каких-то иных кишлаков, говорит о многом. Все же тут сыты. А теперь представьте, что всеми этими секретами будем обладать мы. Разве не лучше станет жизнь у нас на родине? Жилищная проблема, продовольственная, энергетическая… Плохо будет? Так почему бы не помочь и нам, тем более когда мы знаем, во имя чего?
Я стараюсь убедить не только бойцов, но и себя. Но лица становятся серьезными. Видно, что людей проняло. Дело не в коммунистических идеях, в коммунизм, как мне кажется, давно никто не верит, однако здесь мы получим нечто реальное, способное улучшить жизнь всех без исключения.
Издалека к нам возвращаются вертолеты, и мои последние слова невольно тонут в гуле идущего на посадку «крокодила». Второй остается на патрулировании, прикрывая собрата и нас от возможных неприятностей.