Подойдя ближе, Сергей Павлович разглядел стоявший рядом с Брежневым маленький журнальный столик. Не отрываясь от фильма, тот изредка протягивал руку и брал из вазочки маленькую баранку. Колечко в его ладони с хрустом разламывалось, после чего обломки отправлялись в рот.
– Здравствуйте, Леонид Ильич, – подошел к Брежневу Королев.
– Здравствуйте, Сергей Павлович, – мимолетно отвлекся тот от экрана. – Досмотрим кино и поговорим. Садитесь.
Конструктор устроился на соседнем кресле. Генсек продолжал увлеченно следить за развитием сюжета, где многометровые фигуры космонавтов боролись с выдуманными режиссером и сценаристом трудностями.
– Некогда мне кино смотреть, Леонид Ильич, – осторожно напомнил Главный конструктор. – Я наперегонки… Земля из‑под ног уходит.
– Она не уходит из‑под ног только у тех, кто топчется на месте. А ты, Королев, – двигатель прогресса, – проворчал в ответ тот.
Сергей Павлович показал пухлую папку:
– Вот здесь у меня полный отчет со всеми техническими выкладками. Давайте я попробую рассказать вам вкратце. Что будет непонятно – спрашивайте.
– Да, знаю‑знаю. Первый этап твоей циклограммы выполнен – корабль выведен на орбиту, условный выход в космос и возвращение обратно в корабль осуществлены. Теперь повтори то же самое с двумя космонавтами – и получай звезду героя.
Королев сурово посмотрел на Брежнева.
– Мы не знаем, что произошло после отстрела шлюза. Данных нет. Модуль самоуничтожился.
– Ну и хрен с ним! Выход в космос зафиксирован?!
– Условно – да.
– Значит, теперь давай мне безусловно! Соединенные Штаты намерены запустить корабль в мае. Наш «Восход» должен отправиться в космос раньше, чтоб весь мир знал: мы – первые! Продолжается наше космическое время, советское. Время первых.
Королев устало глядел в темноту перед собой.
Потом сказал:
– Да плевать мне на американцев. Я понимаю, что главное для нас и для страны – не ударить в грязь лицом. Будем стараться, Леонид Ильич. Но пока я руковожу всем этим, сырое изделие в космос не полетит. Тем более если внутри его будут мои люди. Только через мой труп.
– Ну уж сразу так.
– Да, именно так.
Сдвинув густые брови, Генеральный секретарь недовольно пожевал губами.
– Давай‑ка переспи со своими мыслями и успокойся. А забузишь – другого найдем. Незаменимых у нас нет.
Сергей Павлович вздохнул:
– Я в лагере только потому и выжил, что мне снился космос. Он до сих пор мне снится.
Вероятно, чудовищная усталость Главного конструктора была заметна даже в полумраке.
– Сейчас тебя проводят до нашей гостиницы; доведут до самого номера. И сны твои будут бдительно охранять, – взглянув на него, примирительно сказал Леонид Ильич.
– Спасибо. Сам доберусь…
Королев тяжело поднялся и пошел по центральному проходу вверх – к выходу из зала. Сзади по‑прежнему освещался экран, а из установленных повсюду колонок доносилась озвучка кинофильма, внезапно превратившаяся в удушливый кошмар. Футуристические космические корабли, фигуры в странных скафандрах, неестественный рубиновый свет, черные могилы кратеров, тугая петля Млечного Пути…
Покинув зал и оказавшись в холле, Сергей Павлович вдруг почувствовал себя неважно: голова закружилась, легким не хватало воздуха.
Схватившись за грудь, он стал оседать на устланный ковровыми дорожками пол.
Заметив это, к нему подбежал сотрудник 9‑го отдела Комитета госбезопасности.
– Охрана! Быстро сюда! – крикнул он, подхватив под руки ослабевшего Королева. – Вызывайте «Скорую»!
Спустя несколько минут по вечерней Москве мчалась машина «Скорой помощи» в сопровождении нескольких автомобилей с номерами Комитета государственной безопасности…
* * *
Королев лежал в отдельной палате НИИ скорой медицинской помощи имени Н. В. Склифосовского. Рядом с ним колдовала бригада самых квалифицированных врачей, экстренно вызванных в клинику.
Кардиолог изучил только что снятую кардиограмму и, посоветовавшись с коллегами, спросил у больного:
– Давно отдыхали?
– Отдыхает тот, кто устал, – поднимаясь с постели, ответил он. – А я не устал.
– Куда вы, Сергей Павлович? – заволновался доктор.
– Не до постельного мне режима, – одевался он и собирал свои вещи.
– Вы, возможно, и не устали, но ваше сердце говорит обратное.
– Сердце у меня капризное. Но, я думаю, мы с ним как‑нибудь договоримся.