Прежде чем он успел опомниться, я двинул его рукояткой пистолета в ухо — и он отрубился уже надолго.
И тут началась потасовка.
Малый, которого я вырубил (не без помощи доктора Перелли), несмотря на свои внушительные габариты, был «шестеркой», мелкой сошкой, а теперь на меня пошел их вожак. Я сразу засек, кто у них тут заправляет, — этого требовала элементарная предосторожность, — у него и реакция была побыстрее, и повадка пожестче, а взгляд напоминал рыщущие глаза жестокого и быстрого хищника. В таких вот бандах на несколько тупых исполнителей всегда найдется один мужик с воображением — он-то и правит бал.
Я увидел, как он молниеносным движением татуированной руки выхватил скрытый полураспахнутой кожаной жилеткой обрез, и уже напряг мышцы, готовясь опередить его, как кто-то опередил меня. Раздался тихий, почти незаметный в общем гаме хлопок — и на груди вожака Ангелов Ночи расцвело красное пятно, а сам он начал медленно клониться вперед и наконец упал, уткнувшись головой в сапожки Сандры. Второй было тоже дернулся за оружием, но не успел. Карс с завидной ловкостью запустил ему в голову бутылкой, а пока тот соображал, что же, собственно, произошло, завел ему руку за спину, вывернув ее в суставе так, что противник взвыл от боли. Глядя на кадара, нипочем не догадаешься, на что он способен, но, если уж надо действовать, он многим тренированным бойцам даст сто очков вперед. Я не стал дожидаться, пока оставшиеся двое допрут, что на сей раз нашла коса на камень, а, подхватив табурет, обрушил его на голову ближайшего «ангелочка». Тем временем каблучки Сандры обрабатывали его напарника. Не прошло и двух минут, как все было кончено — на полу шевелились и постанывали бесформенные кучи. Сандра уже успела спрятать пистолет в кобуру и теперь поправляла прическу, а бармен наконец вылез из-под стойки, где он все это время благоразумно укрывался.
— Н-надо бы вызвать полицию, — выдавил наконец он.
— Не стоит беспокоиться, приятель, — и я помахал у него перед носом раскрытым удостоверением, — я и есть полиция.
Бармен бросил взгляд на печать, на четкий штамп «Особый отдел» и вытянулся в струнку.
— Простите, инспектор! Готов оказать посильную помощь!
— Ты несколько опоздал, — заметил я, — впрочем, можешь принести мне еще виски. Куда мой стакан подевался, ума не приложу.
— Конечно, инспектор, — заторопился тот, — за счет заведения!
И вновь исчез за стойкой.
Я махнул рукой. В конце концов, мы заслужили угощение.
— Давай, приятель, — сказал я, — тащи все вон за тот столик. И выруби ты, Бога ради, эту гадость!
Он недоуменно на меня вытаращился.
— А! Вы имеете в виду музыку?
— Если это ты называешь музыкой.
— Я посмотрю, что там у них есть, — и Сандра грациозно проследовала к музыкальному автомату, брезгливо обходя красные пятна на обшарпанном полу. Наконец из ящика полилась мягкая мелодия, томная, как южная ночь.
Мы расположились за боковым столиком — там было полутемно и почти уютно, не видно того развала, который сейчас царил в баре. Я слышал, как бармен связывается по радиотелефону с констеблем из ближайшей деревни. Не очень-то мне хотелось ввязываться в это дело, объясняться, давать показания, но я по опыту знал, что и там никто не горел желанием бежать сюда сломя голову на исходе ночи ради каких-то мерзких типов, ныне уже покойных; никто, естественно, не питал особой любви к этим бандитам, терроризирующим окрестности. К тому времени, как полиция прибудет на место — если она вообще прибудет, — паром уже отчалит и мы вместе с ним.
Что ж — фрау с воза…
— Знаешь, что меня удивляет, Олаф, — заметил Карс, с удовольствием отхлебывая свое пиво, — стоит только нам где-нибудь появиться, как почему-то сразу начинается… завируха. Я правильно сказал?
— Почти. Ты, наверное, хотел сказать — заваруха.
— Ну да. Заваруха. Ты обладаешь прямо поразительной способностью притягивать к себе неприятности.
— Вы тоже, кадары, не из воскресной школы вышли. Вон как ты ему врезал.
— Нас учат обороняться, Олаф. Ты же знаешь. Меня инструктировали на базе — по возможности не применять оружия, а использовать подручные предметы. Чтобы не возбуждать ненависть коренного населения. Хотя, честно говоря, Олаф, коренное население и так нас не любит.
— А чего ты, собственно, от нас хочешь? Вы, кадары, были и остались для людей чужаками, да еще появились вскоре после Катастрофы, когда все пошло наперекосяк. Да и сейчас еще все паршиво. А раз дела идут паршиво, кто во всем виноват — естественно, кадары.
— Неприятности начались немножко раньше нашего появления, Олаф.
— Вот ты и объясни это людям. А о том, что неприятности начались раньше, кто сейчас помнит, кроме Особого отдела?
— Может быть, если бы вы предоставили нам экономическую помощь, внедряли бы свою технологию, к вам бы и относились получше, — вмешалась Сандра.
Карс повернулся к ней.
— Тебе, наверное, неизвестно, но нам разрешили тут работать только на правах консультантов. Когда ООН открыла нам сюда доступ, то было специально оговорено, что мы не имеем права использовать здесь свои технологии. Нам даже оружие не разрешено сюда завозить. Если бы ты знала, какой таможенный досмотр проходит каждый крейсер… Когда я высадился, при мне была только одежда да еще справочник…
— Знаю-знаю. «Анатомия и физиология человека».
— Представителей ООН можно понять, если вдуматься, — раздался незнакомый голос, — они боялись военной экспансии. А мы, когда шли первые переговоры, были не в том состоянии, чтобы суметь отразить внешнюю агрессию.
— Кресла свои они потерять боялись, — автоматически ответил я, — при своем уровне развития, при такой технологии, кадары, если бы захотели, взяли нас как миленьких, мы бы тогда и не пикнули… — А уж потом поднял голову, чтобы разглядеть собеседника.
Невзрачный мужичонка в очках. Задрипанный такой.
Но общий облик и повадка выдавали в нем культурного человека. Этим хлюпикам в наше суровое время, когда нужно уметь за себя постоять, приходится особенно тяжко — так что неудивительно, что у него такой жалкий вид, у бедняги.
— Прошу прощения? — Он нервно протер очки. — Я могу присесть за ваш столик?
Я было открыл рот, чтобы вежливо посоветовать ему отваливать покуда цел, — но меня опередила Сандра.
— Прошу вас, — сказала она с неожиданным радушием.
И почему это женщины всегда испытывают симпатию к таким вот мозглякам, не понимаю. Материнский инстинкт в них просыпается, что ли?
— Вы ведь парома дожидаетесь, верно? — спросил он. — Я тоже. Позвольте представиться — Бьорн Берланд, историк. Просто поразительно, до чего ловко вы разделались с этими мерзкими типами. Я не ошибаюсь — вы из полиции?
— Что-то вроде.
— Вот я тут ненароком слышал ваш разговор… Вы понимаете, я занимаюсь прошлым веком. В основном первой его половиной.
Больше он не заставил себя уговаривать — отодвинул стул и уселся.
— А, — сказала Сандра, — Смутным временем?
— Да. Сразу после Катастрофы. Двадцатые-тридцатые годы. Архивные материалы, пресса… иногда мемуары, дневники… Благодатная тема для историка, но нелегкая — с тех пор ведь мало что сохранилось. Первый контакт, встреча двух цивилизаций тоже приходится как раз на этот период. Вот я и заинтересовался. Никогда не приходилось самому общаться с кадарами, понимаете ли… Я, в общем, кабинетная крыса.
— Очень приятно познакомиться, — неуверенно отозвался Карс.
— Я и не думал, что придется выбраться в Берген. Но там удалось обнаружить новые материалы. Целый архив. Был похоронен под завалами Технологического центра, а теперь, когда у городских властей дошли наконец руки до реставрационных работ, выяснилось, что там, в подвале, была спрятана вся университетская библиотека. От нее мало что осталось, конечно, но все равно — без специалиста не обойтись.