- Значит, среди вашей паствы всё-таки ходят такие разговоры? - сухо поинтересовался граф. - Вы же умный человек и хорошо понимаете, что в таких случаях инквизиция неумолима. И если я сейчас встану на сторону этих заблудших, станет ещё хуже. На все владения без разбора будет наложен интердикт, как на владения еретика, и ситуация осложнится во сто крат. Вы никак не можете забыть того, что было триста лет назад, а на моей родине религиозные войны закончились совсем недавно. Нашелся проповедник - некий Ян Гус - и начал он с того же: с богатства церкви, симонии, индульгенций. Но его проповедь, в конце концов, настолько дорого обошлась Чехии и Моравии, что, если бы Гус узнал, в какие потрясения это выльется, самолично вырвал бы себе язык. Поймите меня правильно, я не стану препятствовать сыску церковных властей, и не потому, что одобряю их деятельность. Просто я хорошо представляю, что произойдёт в случае моего сопротивления. На дю Валлей озлобится инквизиция и в три раза ревностней начнёт преследовать моих подданных. Но даже не это самое опасное: молниеносно распространится слух, что я терпим к инакомыслящим. И если сейчас в моих владениях нет еретиков, то после этого они устремятся в Валль со всех сторон света, и не важно, как они будут себя называть - вальденсы или «моравские братья».
Отец Оноре внимательно выслушал доводы графа.
- Может вы и правы, - после непродолжительной паузы произнес он. - Но почему должны страдать ни в чем не повинные люди?
- Не так уж они невиновны: нельзя, не думая о последствиях, распускать язык. Слово иногда может стоить человеку жизни.
Воцарилось молчание. Карел не спеша смаковал вино, а отец Оноре о чем-то раздумывал, машинально перебирая четки.
- Вы ещё долго здесь пробудете? - наконец осведомился он.
- Не знаю, - пожал плечами граф, - какое-то время, пока не уляжется эта неприятная история, и жизнь не войдет в привычное русло. Регентша неохотно меня отпустила, хотя обычно она с пониманием относится к подобного рода проблемам.
- Вы собираетесь выдать вашу дочь замуж за Антуана де Тисе?
Карел слегка удивился, заслышав недоверчивую интонацию в голосе кюре.
- Возможно. Дело ещё не решено. Проект этого союза не вызывает вашего одобрения? - осторожно осведомился он. - Почему? Барон не чужак, подобно мне.
- Я не имею ничего против, - голосу кюре не хватало искренности, вдобавок он заметно смутился. - Ваша дочь - ваше дело. Только…
- Только де Тисе негодяй каких мало! - влезла в разговор вновь появившаяся в комнате невозможная девчонка.
- Анжелин! - взвыл перепуганный брат. - Граф, простите мою сестру: она не ведает что говорит.
Но строптивица только грозно насупилась.
- Я ведаю, что говорю, - отрезала она, - и почему только родилась женщиной? Вы - могущественный граф, близки с регентшей, сами по себе сильный мужчина. Так откуда же такая робость перед кучкой косных доминиканцев?
Карел перевел холодный взгляд на гневное личико Анжелин: её глаза потемнев, стали почти черными. Совсем отец Оноре разбаловал свою сестру: дерзкая девчонка, похоже, и не подозревала о существовании розги.
- Святой отец, - нахмурился он, укоризненно обратившись к кюре, - хорошо, что мы здесь втроем. А если бы ваша сестра позволила себе сказать подобное в присутствии моих людей? Я не могу ручаться, что среди них нет доносчиков.
Священник побледнел: у него даже руки задрожали.
- Анжелин совсем ещё девочка. Ей только четырнадцать.
- Но грудь у неё уже есть, и с мальчиком даже в мужской одежде не спутаешь. Впрочем, ваша сестра будет не первым ребенком, который сгинет в тюрьме, если не научится держать язык за зубами. Мой вам совет: либо выдайте её замуж за человека, который крепко взнуздает эту норовистую лошадку, либо не выпускайте из дома, а когда у вас посетители, запирайте в кладовой.
Анжелин потрясенно ахнула и, закрыв лицо руками, скрылась на своей половине.
- Демуазель, – крикнул ей вслед Карел, - дистанция огромного размера между трусостью и благоразумием: такая же, как между искренностью и глупостью. Мне жаль, что вы этого не понимаете. Но как бы то ни было, жду от вас извинений сразу же по приезде от де Тисе.