- Помилуйте, Арман, - с деланным возмущением воскликнул он, - у веры нет более ревностного защитника, чем я. С первых же дней пребывание в Валле я изо всех сил старался помочь церковным властям в их неустанном и нелегком труде. Несколько человек уже казнено, другие в тюрьме. По-моему, вполне достаточно, чтобы всех напугать. Но в противостоянии с вилланами нужно использовать все средства. Теперь, на мой взгляд, пришло время проявить некоторую снисходительность. Думаю, что могу довериться вам?
- Конечно, - с энтузиазмом воскликнул насторожившийся де Тисе, готовясь потом всё дословно передать викарию, - не сомневайтесь: я буду нем как могила.
- Ну, до могилы вам ещё далеко, - вежливо улыбнулся Карел. - И все-таки, не надо забывать, что у каждого осужденного церковь конфискует все его имущество, а нам на сдачу оставляет только толпы вдов и сирот. Конечно, можно их выставить за пределы владений, но если все разбегутся, кто тогда будет кормить мою семью?
Барон озадаченно замолчал.
- Но вилланов много: одним больше, другим меньше - какая разница? Их бабы плодятся как кошки по два раз в год.
- И всё же люди не кошки - это те через месяц становятся самостоятельными, а человек начинает работать, только войдя в определенный возраст. А кто его вырастит, кто ему привьет почтение к господину, если его отец болтается в петле, а мать просит милостыню? Дороги заполонят никому не нужные бродяги, и мы получим на свою голову неприятности гораздо хуже сегодняшних. Когда нечего терять, человеку неведомы ни совесть, ни страх, ни осторожность.
Похоже, ему удалось озадачить этого тугодума, и оставалось только сделать окончательный вывод, чтобы де Тисе крепче усвоил сказанное.
- Барон, я полностью согласен с мнением канцелярии епископа о необходимости сыска, и всего лишь хочу попробовать воздействовать на недовольных другим путем. Арестовать и предать суду мы их всегда успеем.
- Но де Фонтеньяк считает… - было заикнулся де Тисе, но тут же замолчал.
Потерял дар речи и Карел. Было от чего.
- в этом месте поднималась на пригорок. Поднявшись на вершину, всадники увидели поразительную картину: южный склон распадка уже настолько хорошо прогрелся, что стал зеленым от травы, которую расцвечивали робко пробивающиеся яркие бутоны крокусов. Но не этот по-весеннему чудесный вид заставил замереть мужчин, а беспечно раскинувшаяся на траве прелестная девушка.
Улыбнувшийся Карел залюбовался очаровательной картиной. Одетая по обыкновению в мужской костюм, Анжелин сняла видавший вид сюркот и грелась на солнышке только в шоссах и рубашке. Рыжие косы разметались по траве, глаза были мечтательно сомкнуты, а обращенное к солнцу лицо излучало радость.
- Вот это да, – удивленно протянул барон, обращаясь к сыну, - теперь вижу, Антуан, что тебе не даёт покоя. Сорванец едва ли не за считанные дни превратился в такую милашку, что пальчики оближешь. Девчонка так и просится, чтобы её объездили.
Граф вздрогнул. Голос неотесанного грубияна не только испортил всё очарование момента, но и заставил подскочить испуганно распахнувшую глаза девушку. Но особенно Карела взбесил взгляд, которым одарил её Антуан: тяжелый, пристальный, опасный.
Анжелин, молниеносно схватив валяющийся рядом сюркот, прижала его к груди, и лишь потом подняла настороженные глаза на всадников.
- Здравствуйте, демуазель, - поприветствовал её барон. - Надеюсь, вы не кинетесь на нас с ножом?
И тут же рассмеялся. Зато Карелу стало не до смеха:
- Демуазель Анжелин, - откуда только в его голосе взялись эти рычащие грозные нотки? – Я, кажется, ясно дал понять, что не потерплю, чтобы вы разгуливали по принадлежавшему мне лесу в таком порочащем женскую честь виде.
Девушка замерла, широко распахнув глаза и не сводя с него светящегося взгляда.
- Ну, сейчас она вам выдаст, - злорадно хрюкнул барон. - У неё язык, как у змеи. Никому не удавалось укоротить.
Но Анжелин, поспешно натянув сюркот, всё-таки покаянно склонила голову.
- Простите меня, мессир, я не рассчитывала кого-либо встретить, - еле слышно прошептала она.
- Демуазель, - её покорность ничуть не смягчила графа, - вы уже достаточно взрослая девушка, чтобы понимать, насколько опасно ходить в таком виде. Я уже не говорю о том, что это запрещено законом. Неужели честь для вас настолько мало значит, что вы готовы подарить её любому бродяге?