— Вы хотите потанцевать со мной?
— Хочу.
Она отдала мне свой стакан виски. Ко мне подсел другой негр, завел разговор о Бамако, у нее груди, он бизнесмен, черные колготки, платье взлетело, толпа поскакала, я со стаканами, я платье разложил на стуле, чтобы не помялось, ее поволокли в соседнюю комнату, я побежал за ней, ноги задрали, я только видел ее беспомощную попку, и она крикнула по-русски:
— Отстаньте!
Они кружились.
— Коля!
Я тут же прибежал.
— Извините.
Всех подвинул. Одни нехотя расходились, другие ломились, протягивали ей в рот свои члены.
— Да погодите вы! — отбивалась она. — Коля!
Я не мог пробиться. Она сама бросилась ко мне. Прижалась. Блин, расизм подвел, не могу с неграми, дура провинциальная, я же не из Москвы, лимита подзаборная, ты думаешь: папа — генерал, дай виски, никакой он не генерал, иди сюда, трахни меня, пусть, кто хочет, смотрит, так интереснее, обосратая, ноги небритые, только пусть не трогают. Колечка, ну, я же не лимитчица, у меня ларек с кофточками, блузки белые, никакая я не порностар, у меня не больше троих-то было, и то студенты, и один — с улицы, в Париж захотелось, деньги копила на шикарную жизнь, я из Нижнего, с автозавода, из Горького, где Сахаров, мой папа к нему ходил, его с работы турнули, ну чего, чего ты? у француженок нет таких сисек, я пошутила, лижусь я с суками, ведьма я с неопознанного объекта, я — мертвенькая, ты нюхни меня, втяни носиком, зеленый гной, видишь, стекает, шшш, я — носитель нового гнозиса, у меня папа — русский летчик, алло, заступник, пароль — промежность, пососи мне грудь, дай сюда, имею к тебе поручение, не понимаешь? пойдем, интересно, все надо попробовать. Мы встали. Народ бежал. Пробежал негр.
— Королева.
— Кто?
— Она с двадцатью запросто.
— Супер.
Катя натянула платье. Виду нее был непричесанный. Бежали люди в темную спальню.
— Зрелище. Не пропустите.
На ходу натягивая резинки.
— Она даже в попу.
— Пошли, — Катя оставила на стуле колготки, — смотреть королеву.
В темноте началась оргия. Пол покрылся штанами.
Раздались вопли. Королева схватила чей-то ремень. Остервеневшие набросились. Отпихивая друг друга, проталкивались к телу. Она опрокинулась на кровать, стала брыкаться. Наконец обуздали. Кто-то, в разорванной футболке, сел королеве на грудь, кто-то прорвался к волосам, наматывать на руку, она завизжала-забилась. Катя кинулась к ней на коленях лизать между ног. Иди, позвала, утираясь, покажи, что ты лучше. Орала музыка ретро-сфер. Я разделся: я красивее всех этих выродков, бамакских бизнесменов, я мускулистее исламских фундаменталистов, я чувствительнее миланских кокаинистов, я эротичнее магрибских террористов, расчесанных на прямой пробор аборигенов Австралии, я намного богаче подгулявших немцев, пришедших отметиться американцев. Мое молодое тело светилось в темноте, как торшон. Я схватил королеву за пятки. Кто-то крепкий пришел, прохрипела королева, сжимая соседние хуи. Ты кто? Я стал ее трахать. Мне казалось, она — обезьяна. Народ одобрительно загудел. В толпе я увидел галлюцинацию: московского музыканта, в ужасе смотрящего на меня. Я в маму — тоже близорукий, но, как и она, не ношу очки, ненавижу линзы, я люблю расплывшийся мир, мне в нем уютнее, у меня складываются непроизвольные мысли, лучше при этом не водить машину, я и не вожу — езжу на мотоцикле. Я оседлал королеву, как мотоцикл. Смесь бензина и сникерса. Неважно, что передо мной торчала спина мужика, я мчался вслепую, Катька шлепала меня, давай, ну, мы далеко мчались с ней в темноте.
— Это крепкий, — рычала женщина.
Королева — мотор мечты, хромированная пряжка ремня, надоело видеть скопившихся уродов, отойдите, не расступались, уйди, дай цепь, дворник Саша, забей ты ломом, за́мок в огне с мягкими стенками, собака Микки-Маус, реставрация, 12 шедевров, 17-ый сьекль, у-у-у, у римских пап декан-чернокнижник, она порвала мне щеку, я боковым зрением увидел железную перчатку, дочь генерала, выпавшую из НЛО, и женщина сказала:
— Я больше не могу.
Схватила за горло, сдавила насмерть — мы одновременно кончили и вместе открыли глаза.
— Привет, сынок, — тихо сказала она.
Я сел на кровати и в глубине комнаты увидел отца. Декан стоял голый и, еще ничего не понимая, сгорбившись, дрочился на нас. Я поразился, какой у него толстый, мясистый красный член. Мужики, негры и другие, поняли, что я кончил, набросились на мать, отталкивая меня. Тут отец увидел меня, дико завыл и — кончил. Катя повисла у меня на плече.