Мужчины обменялись короткими приветствиями. Монтана предложил вновь пришедшему воды, получил вежливый отказ и решительно приступил к делу:
— Господа, у меня дурные новости. Наверху обеспокоены по поводу только что частично описанной мною попытки дестабилизации службы и возможного влияния подобной дестабилизации на обсуждаемое нами дело. Это совсем некстати, моего шефа вызвали во дворец. Приглашению предшествовали вызовы к премьер-министру и министру обороны…
Стейнер подавил улыбку. Он знал, что визит шефа внешней разведки в Елисейский дворец никак не связан с Донжоном и главным образом касается деятельности группы, в течение нескольких месяцев позволяющей себе копаться в частной жизни предполагаемых кандидатов на участие в предстоящих президентских выборах. История, которая рано или поздно будет предана гласности. И, как он и предполагал с самого начала, влиятельные лица службы и их доверители в конце концов стали отдавать себе отчет в рискованности своих застарелых привычек и испугались негативных последствий. Шалости почившего сотрудника Монтана лишь ускорили процесс их отрезвления.
Монтана продолжал не останавливаясь:
— Все это очень некстати, даже если мы воспользуемся тем фактом, что сейчас внимание сосредоточено на другом. Поэтому я получил приказ на время заморозить операцию «Алекто» и адаптироваться к новым требованиям.
— Мне это представляется сложным. — Шарль не дал ему времени продолжить разглагольствования. — Без поддержки извне мою партию не разыграть. Мой персонал окажется слишком на виду. Я думаю, настало время передать эстафету другим — тем, кто сможет развернуть на нашей территории средства, необходимые для успеха столь тонкого захвата.
Стабрат пробормотал сквозь зубы:
— Мы не хотим, чтобы эта история выходила наружу, мое руководство ясно высказалось на этот счет.
— Ваше руководство — это и мое тоже, генерал. — Монтана ответил коллеге из Управления военной разведки, намеренно проигнорировав Стейнера, чей выпад разозлил его.
— Явно нет. — Генерал произнес это сухим тоном. — Мы не отступим при первой трудности, нашей первоочередной целью остается тихий перехват Vx.
— Согласен.
Оба собеседника повернулись к Шарлю. Они делали общее дело. Военный снова заговорил, более спокойным тоном:
— Еще ничего не потеряно. Феннек по-прежнему активен. В настоящий момент он вне всяких подозрений и может продолжать снабжать ваших оперативников информацией, как делал это с самого начала.
— Да, кроме того, даже если мы временно расформируем команды наблюдателей «Алекто», наша логистика и имеющиеся у нас сведения по-прежнему останутся доступными для вас.
Стейнер вызывающе посмотрел на Монтана.
Тот не моргнув ответил ему тем же:
— Можем ли мы, по крайней мере, рассчитывать на вашего Линкса, чтобы действовать, как должно?
— Разумеется… Как и он взамен может рассчитывать на нас.
Сотрудник внешней разведки принялся мерить комнату шагами. Его собеседники слышали, как он, прежде чем с вопрошающим видом повернуться к Стабрату, пробормотал что-то вроде: «Но ни в коем случае нельзя легализовать этого агента. Такого никто не может потребовать».
Генерал согласился с мнением шефа:
— С нашей стороны все ясно. Если нам придется прибегнуть к такой крайности… — Он на мгновение умолк и посмотрел на Стейнера, с трудом скрывающего беспокойство. — Старая семейная история. Эти люди привыкли.
05.12.2001
Карим осмотрел входную дверь, обнаружил свои метки и, успокоившись, сунул ключ в замочную скважину. Сегодня никаких неуместных визитов. Не включая свет, он пересек комнату и встал возле окна. Через некоторое время ему удалось разглядеть силуэт преследовавшего его от самой мечети салафиста. Мохаммед по-прежнему был у него на хвосте. Сыщики тоже, более незаметные, лучше натренированные.
Феннек развернулся лицом к своей единственной комнате и несколько мгновений в полумраке рассматривал ее. У него не было никаких сомнений в том, что тем или иным образом полиция поймала его в ловушку. Проверить означало бы обнаружить себя, поэтому он ограничился тем, что задернул шторы и зажег свет. Сложно оставаться на высоте, зная, что за тобой постоянно наблюдают, даже в самой интимной обстановке.
Он почти утратил доверие исламистов, а его контора продолжала упорствовать вопреки всякому здравому смыслу, хотя он даже не мог понять почему. Если не предполагать худшего. Но Карим был продуктом этой системы — чистым продуктом военной традиции. Поэтому, как ни странно, какая-то часть его самого пока отказывалась поверить, что руководство может отступиться от него или, хуже того, превратить в инструмент. Что Франция снова может совершить ошибку, уже допущенную по отношению к его отцу.