Накинув шинель, он направился к окну в зале Окружного суда, но посреди огромного пустынного помещения с письменным столом и единственным плетеным креслом его остановил генерал Мишич.
— Господин воевода, воевода Степа решительно требует вас к телефону.
— Передайте ему, что мы завтра здесь с ним поговорим. Он, наверное, получил сообщение о завтрашнем заседании.
— Получил. И говорит, что завтра в Валево не прибудет.
Воевода Путник добрался до стола и взял трубку.
— Слушаю тебя, Степа.
— Я только что вернулся с позиций Моравской дивизии. Я видел, как германская артиллерия сравнивает окопы с землей и громит наши укрепления. А мои орудия должны молчать, потому что я приказал сохранить по три последних снаряда.
— Я слушаю тебя, Степа.
— Надо видеть, Путник, как заградительным огнем они одним залпом уничтожают у нас целые роты… Это бойня! Настоящая бойня для сербской армии!
Воевода Путник прикрыл ладонью трубку и шепнул Мишичу:
— Да он плачет! — и продолжал в телефон: — Погоди, Степа… У меня это тоже пятая война. И я знаю, что такое заградительный огонь!
— Не знаешь, Путник! Это не сражение между двумя армиями! Это истребление сербской армии. Истребление беспомощных!
— Я тебе, Степа, вчера вечером сказал, что и у Пашича, и у союзных представителей я третий раз настоятельно потребовал самым срочным образом доставить артиллерийские снаряды, которые мы уже оплатили.
— Что мне от твоих требований! Я больше не желаю командовать армией, у которой нет артиллерии. Я звоню тебе, чтобы сообщить: я подаю в отставку, я не желаю больше командовать Второй армией. Передай это Верховному.
— Благородно, Степа. Благородно, воевода… — Чтобы успокоиться, Путник присел на стул, покрытый солдатским одеялом.
— Я нахожусь в вашем распоряжении и прошу немедленно назначить нового командарма.
— А кому мне подать прошение об отставке, если я возглавляю Верховное командование страны, у которой нет оружейных заводов и которая подверглась нападению со стороны европейского государства, имеющего пятьдесят таких заводов? Перед кем мне отчаиваться и оскорбляться тем, что я терплю поражения в неравной войне, что меня вот так незаслуженно молотят Хётцендорф[51] и Оскар Потиорек? Кому, Степа Степанович, оберегая свою честь и полный жалости к армии, могу я сегодня подать такое прошение?
— Королю и Пашичу! Политикам! Пусть эти господа сами посидят в окопах!
— А почему твои подчиненные не подают тебе прошений об отставке?.. Я спрашиваю тебя, почему они не подают, хотя имеют на это большее право, чем мы с тобой?
Генерал Мишич вышел из кабинета.
— Имеют, имеют, Путник! Потому что существует виновник того, что мы с пустыми руками и немощные встретили войну. Ты хорошо знаешь, кто этот виновник.
— Слушай, Степа… Мы с тобой старые солдаты. И еще на первом курсе артиллерийского училища в Крагуеваце усвоили, что такое воинский долг и что входит в компетенцию командира. Давай и теперь не будем на себя брать права, нам не принадлежащие. Иначе германские фельдфебели превратят нас в своих денщиков!
— Этого они сделать не могут, воевода! Я всегда могу умереть стоя!
51
Конрад фон Хётцендорф, Франц (1852–1925) — начальник Генерального штаба Австро-Венгрии.