Выбрать главу

Смутное беспокойство вызывало воспоминание о том, с каким благоговением отзывался Кимон-старший об уме и таланте своего брата. Деда своего Ив считал ренегатом, но было в этом мнении больше от сложившегося в семейных преданиях стереотипа, нежели от личной неприязни или, упаси бог, от политических убеждений. Да и вряд ли Валерий Кимон разделял политические взгляды Бруно Кимона.

Сидя на полу своего кабинета перед грудой исчерканных листков разного формата, разных цветов и разной степени сохранности, Ив надеялся с их помощью нащупать ниточку к прошлому своей семьи: к позору деда, к отречению отца. Поэтому он, не жалея свободного времени, вгрызался в неудобочитаемый почерк, совершенно шалея от неизвестных ему терминов и не поддающихся раскрытию аббревиатур. Хронология в записках носила характер небрежных, случайных пометок. Создавалось впечатление, что покойник вовсе не ставил своей целью написать мемуары, он просто пытался вспомнить, реконструировать один и тот же кусок чужой жизни, правда, довольно значительный, если верить редко проставленным датам.

Насколько Ив сумел понять, речь в записках шла о спецпоселении, некогда существовавшем возле небольшого провинциального городка. Спецпоселение это, названное в записках «Крепостью», не было обычным концентрационным лагерем, каких было немало на территории побежденной страны, а представляло собою нечто вроде военной лаборатории — «шарашки». И «ковали» в этой лаборатории, говоря современным языком, некое подобие психотронного оружия.

К сожалению, в этом, важнейшем для понимания записок пункте старик был особенно невнятен. Продолжая упорно разбирать записки, Ив обнаружил, что текст перемежается в них различными рисунками. Некоторые из рисунков напоминали изображения молекулярных цепочек — ДНК или РНК, Ив в этом никогда толком не разбирался, а некоторые были чертежами приборов. Схемы отдельных узлов были связаны стрелочками с изображениями важнейших отделов головного мозга.

Ив, не особенно рассчитывая на собственные познания в естественных науках, аккуратно скопировал эти рисунки на отдельные листочки и направился в университет. Приятель-биолог, рассмотрев принесенные ему картинки, назвал сделанные Ивом в поте лица копии «детской мазней».

— Так малюют первокурсники, не имеющие должного представления о механизме наследственности, — высказался он. — Зачем ты мне все это приволок?

— Мэт, прошу тебя, посмотри внимательно, это что-то должно означать, — умолял его Ив, совершенно, впрочем, не уверенный, что рисунки должны что-либо означать.

Приятель вновь взял их в руки и призадумался.

— Знаешь, Ив, — сказал он спустя несколько минут, — так мог бы выглядеть механизм мутации, но таких мутаций в природе не существует, просто неграмотно срисовано с учебника.

Другой приятель, биофизик, едва взглянув на схемы таинственных приборов, вовсе не изъявил желания как-либо их прокомментировать. Лишь после настоятельных просьб Ива сказать хоть что-нибудь заявил:

— Я бы на твоем месте спрятал ЭТО и никому не показывал. Не ровен час… в общем, даже твои связи в полиции не помогут.

Более Ив от него ничего не добился. Результаты «экспертизы» несколько обескуражили репортера. Он впервые почувствовал, что прикоснулся к загадке нешуточной, а может быть, и зловещей. Надо ли говорить, что в архивах не существовало и упоминания о Крепости и ее обитателях. По счастью, в записках указывалось точное ее местонахождение.

Ив проснулся от ровного, многоголосого шума за окнами.

Пожар?! Нашествие?!

Путаясь в перекрученном халате, он сполз с постели и выглянул в окно.

На площади перед гостиницей ходила кругами небольшая толпа людей с черно-белыми транспарантами и плакатами с изображениями перечеркнутого крест-накрест атомного гриба в руках. На демонстрантах были ярко-оранжевые комбинезоны и почему-то — противогазы. Солнце торчало уже высоко и изрядно припекало, так что у многих комбинезоны были расстегнуты до пупа, а противогазы висели на потных шеях, похлопывая гофрированными хоботами по животам.

Ив посмотрел на циферблат электронных часов над кроватью — почти полдень! — и позвонил портье.