— Ах, нет? — его отец засмеялся. — Ну, несмотря на это, ты напрягаешься и бьёшь копытом! Дю Барри стремится нам кого-то представить. Держись крепко, сын, это граф де Треминс!
— И я предполагаю, у него есть дочь, — сухо заметил Томас.
Его отец насторожился. Кажется, он обдумывал интонацию Томаса, но потом выражение его лица просветлело.
— Не дочь, но племянница, которая прибыла из провинции – откуда-то из Нормандии, но настоящая де Треминс, как её дядя. Она только несколько дней в Париже. И кто знает, может быть, ты ей понравишься?
— Как часто я должен вам говорить, что я не имею никакого интереса в наследнике...
— Ах, не веди себя так, мальчик! Флирт всё же ничего не стоит. Столько тебе? Уже семнадцать! В твоём возрасте мои родители уже давно меня женили, и я могу сказать: это было действительно скверно.
«Да, совершенно определённо», — думал Томас. — «Я мог бы тоже подхватить холеру».
Но и без этого он едва ли мог себе представить, что девушкой такого старого дворянства вообще принимается в расчёт простой человек как он. С другой стороны, у его отца никогда невозможно ничего узнать. За последнее время он слишком часто говорил, что Томас должен сделать хорошую партию.
В большом салоне с широкой улыбкой их уже ожидал дю Барри. Кажется, граф Треминс был обрадован меньше, он нетерпеливо играл с табакеркой из фарфора. Вышитый серебром сюртук и много колец не могли ввести в заблуждение, что он был старым, видавшим виды мужчиной. Вздутые губы и мясистый круглый подбородок делали его похожим на обезьяну. Строгий пробор в белом парике, который сидел слишком глубоко на его лбу, ещё усиливал это впечатление. Рядом с ним стояла молодая девушка в маске из зелёных перьев и сверкающем ожерелье. Томасу она показалась принцессой павлинов. Миниатюрная чёрная ручная собачка лежала, прижавшись к её локтю, и трусливо моргала на свет.
— Ах, вот, наконец, наш молодой натуралист! — бурно провозгласил Жан-Батист дю Барри. — Могу представить – Томас Ауврай. К сожалению, его видят слишком редко на наших праздниках. Он лучше чувствует себя в рабочем кабинете. Но разве это не чудо, юноша – начинающий ботаник и зоолог, с видами на блестящую карьеру в академии.
Это было чрезмерно преувеличено, однако Томас постарался вежливо улыбнуться и низко поклонился.
— Очень рад, мадемуазель... — сказал он и завершил приветствие девушки показным поцелуем руки, после которого она раздражённо на что-то уставилась. Томас прикусил нижнюю губу. Там, где большой палец коснулся пальцев при целовании руки, блестело размазанное угольное пятно.
Принцесса павлинов искоса бросила взгляд своему дяде, потом незаметно вытерла пятно, пока гладила собаку. Томас тайком вздохнул. «Вероятно, она любезна, или сохранит историю, чтобы позднее надо мной посмеяться».
— Томас работает даже для короля, — нить разговора подхватил его отец.
— Ах, действительно? — брови графа одобрительно вздёрнулись вверх.
Томас чувствовал, как его улыбка грозила ускользнуть, пример с королём был ложью.
— Ну, в первую очередь, я работал с монсеньором де Буффоном, который...
— ... который, как мы все знаем, находится к сердцу короля ближе, чем друг, — сразу прервал его отец. – И, кроме того, де Буффон не более чем директор королевского ботанического сада в Париже, кроме того, казначей Академии Наук и член французской Академии.
— Да, да, вы не всегда так скромны, юный друг, — Дю Барри наклонился к графу, как будто хотел доверить ему тайну. — Томас – даже научный сотрудник Histoire Naturelle (прим.пер.: естествознание) – большой естественной истории монсеньора де Буффона, и заказчик – это король, естественно.
— У вас симпатичная собака, мадемуазель Клер, — снова с волнением сказал отец. — Томас может всё вам рассказать о её родословной и породе.
Этим он умело пасовал Томасу мяч. Это был бы разговор о болонках. Ну, по крайней мере, он не должен был говорить об итальянском театре.
— Ну, вы кажетесь мне интересным молодым человеком, — проговорил покровительственно граф и почесал средним пальцем под краем парика, что перед интеллектуальными глазами Томаса немедленно ещё раз вызвало картину обезьяны. — Что всё же вы делаете при Histoire Naturelle?
— В числе прочего, я изображаю анатомические исследования для этого справочного пособия. Моя область науки – это животные Нового Света, прежде всего, Мексики. Я надеюсь, что однажды поеду туда и изучу их на воле.
— Н-да, горе, что мы потеряли в войне многие из наших тамошних колоний. Однако, однажды вы говорили, будто дe Буффон утверждал, что обезьяна и человек когда-то принадлежали к единственной семье, так же как осёл и лошадь? Этого я не могу представляться при всем желании!
«Тогда не смотри лучше в зеркало», — мелькнуло в голове у Томаса. Его уголки рта вздрогнули, но он смог подавить смех.
— Да, удивительно, насколько разными могут быть живые существа, хотя они принадлежат одной и той же семье, — ответил он. – Посмотрите на собаку мадемуазель Клер. Её вид происходит из России, царица Катерина очень ценит своих болонок. Они остаются крохотными и выглядят со своей мохнатой шерстью как маленькие львы и, тем не менее, они родственны с большими датскими догами.
Щенок чихал и смущённо обнюхивал пальцы Клер. У Томаса животное вызывало сожаление. Лучше всего он взял бы его у неё из рук, но принцесса павлинов цеплялась за свою маленькую собаку, как будто бы хотела её задушить. Жест был немного отчаянный.
— Впрочем, Томас рисует такие замечательные портреты, — ввёл в игру следующую реплику его отец. — Он мог бы соперничать с остальными придворными художниками как монсеньор Друэ. Конечно, мадемуазель Клер была бы заинтересована получить когда-нибудь однажды свой портрет.
— Почему только когда-нибудь однажды? — дерзко заметила Клер. — У него, конечно, есть набор ремесленных инструментов.
Она говорила слова «набор ремесленных инструментов» с такой надменностью, что Томас чувствовал себя поражённым. И именно в середину своей гордости. Ну, всё-таки, теперь он знал, что она смотрела на него с высоты своей платформы дворянства – на него, простого человека, который должен заработать самое необходимое.
— Боюсь, я вас разочарую. Я принципиально не рисую на праздниках и уж вовсе не за содержание, — и хотя он заметил предостерегающий взгляд своего отца, добавил, — кроме того, я работаю не как придворный художник, а рисую строго природу.
— Может быть, я имею причины для того, чтобы беспокоиться? — возразила Клер.
— Конечно, нет, в конце концов, вы безупречны, — невозмутимо вернул Томас.
Её глаза стали узкими.
— Но недооценивайте молодого Ауврая, — сказал монсеньор дю Барри с заговорщицкой улыбкой. — У него холодная голова, но держу пари, в его груди горит горячий огонь.
Граф Треминс насмешливо засмеялся.
— У меня нет сомнений по поводу горячего огня. Там, где появляется моя красивая племянница, остаются воодушевлённые сердца.
Клер вздрогнула, её рука судорожно сжала собачью шкурку.
— О, может быть, это один из ваших рисунков? — дю Барри указал на бумагу в руке Томаса.
Ну, чудесно! Томас полностью забыл про лист.
— Это... только статья из французской газеты.
— Из нового издания?
— Нет, она уже старая.
— Не делайте из этого тайну, дайте посмотреть! — напирал на него дю Барри.
Теперь он окончательно потерян. Он мог лишь попытаться скрыть обратную сторону с портретом этой белокурой девушки. Итак, он быстро развернул этот листок так, чтобы никто не смог бросить взгляд на портрет. Резкие складки на листе подняли гигантскую морду так объёмно вперёд, как будто животное хотело воплотиться и выпрыгнуть.
— Но это ведь один из ваших рисунков, не так ли? — стремился узнать дю Барри.
— Только эскиз, — пробормотал Томас. — Я пытался набросать портрет зверя при помощи описания в газетной статье.
— Ах, да, эта страшилка, — сказал граф пренебрежительно. — Чудовище, которое где-то в провинции нападает на пастушек. Волк или нет?