- Мне интересно! - возмутился рыжий.
- Нет. Ты планктон в проруби. Тебе нравится плескаться туда-сюда и больше ничего не делать. Тобой управляют, а ты и рад. Марионетка.
- Чего вы меня оскорбляете? - возмутился рыжий.
- Чего? - удивился Волков. - Ты боишься трудностей, тебе ничего неинтересно, ты человек без памяти. Кто ты одним словом?
Федька молчал.
- Ну вот и не обижайся. Остаешься или нет?
- Остаюсь, - буркнул Федор.
- Тогда ответь, будь любезен. Почему урок Мира? Думай и не бойся ошибиться. Это не страшно.
- Ну типа, что как бы в память о войне.
- О какой?
- Ну о любой...
- Что ты знаешь о войне?
Федька пожал плечами.
- Кто знает? Копари, молчать!
Те переглянулись.
- История... История это память. У каждого из нас своя история. И эти ручейки личных историй стекаются в огромную реку истории общей. Нашей с вами. Как только исчезает история, как только исчезает память - человек превращается в животное. Им сразу легко управлять. Представьте, что каждое утро вы просыпаетесь и не помните прошлую жизнь. Вам говорят - вот это вы любили. И вам придется это любить. А другому скажут - ты вор, и он безвольно пойдет под конвоем в тюрьму. А третьему скажут - ты должен кучу денег, и тот пойдет в рабство. Нравится?
- Неее... - прогудел класс.
- Если ты не помнишь прошлое, ты не можешь принять правильное решение для будущего. Федор Михайлович прав, урок так называется, чтобы мы помнили войну. Не только ту, Великую Отечественную, но и другие войны. А для чего нужно помнить о войне?
Опять подняла руку полненькая девочка с косичками:
- Чтобы войны не повторялись?
- Варя?
- Да!
- Правильно, Варя.
- А почему тогда войны снова и снова повторяются?
- Потому что мы время от времени теряем нашу память. Вот что вы помните о войне?
- Ну, воевали с немцами, девятого мая победили.
- Ага. А когда освободили ваш город, Сухиничи?
- Ну...
- Это разве память? Так, ошметки. Послезавтра у нас первый урок истории. Вам задание. Всем и каждому. Соберите все, что вы сможете о своих прабабушках и прадедушках - как и где они воевали. А завтра...
- Завтра у нас нет истории!
- А завтра в четырнадцать ноль-ноль жду желающих вступить в поисковый отряд в школьном музее.
- А что там делать будем?
- Красить, пилить, строгать. Приводить в порядок, так сказать.
- Зачем?
- Чтобы жить. Фильмы будем смотреть, чаи гонять, болтать о разном, учиться разминированию и первой медицинской помощи, в спортзал будем ходить, разучать хитрые приемы самбо и джиу-джитсу. Да мало ли дел? Да совсем забыл, копари. У вас камуфляж постиран после вахты?
- Конечно! - подал голос Овсюков.
- С завтрашнего дня можете приходить в школу в форме. Я разрешил. Ну что, все свободны.
Слегка озадаченные, но все равно шумные выпускники потихонечку покидали класс. Волков закрыл после них дверь на ключ и пошел в школьный музей, уворачиваясь от носящихся со скоростью торпед младшеклассников.
- Алексей Владимирович, подождите! - окликнул его. Он оглянулся. За спиной стоял нахмуренный Овсюков, лыбящийся лопоух Караваев, девочка Варя и независимый Федор Михайлович.
- Чего вам?
- А можно мы сегодня начнем?
- Чего начнем?
- Ну там пилить-строгать?
Волков улыбнулся:
- Можно, ребята.
И они пошли восстанавливать школьный музей...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ "Этот день Победы порохом пропах..."
Начало мая было пасмурным и холодным. Но именно девятого числа, как по заказу, над столицей взошло солнце. Впрочем, почему как по заказу? Именно по заказу. Президентам союзных республик не хотелось мокнуть в такой знаменательный день. Все же столетний юбилей Победы, как-никак.
Из подъезда, что в доме по Тверской улице, смущенно улыбаясь, вышел пожилой мужчина. Он прихрамывал на обе ноги, переваливаясь как утка. Мужчина был одет в старую, уже древнюю форму Рабоче-Крестьянской Красной Армии. На левой стороне гимнастерки блестела скромная медалька. На медальке алела надпись: "За активный поиск". Поиск чего - никто не знал, да и медальки той никто не знал. Мужчина поправил пилотку и, повернувшись к двери, строго сказал:
- Нет, Караваев, я один...
Дверь хрюкнула в ответ.
Мужчина огляделся, поправил портупею и зашагал, скрипя сапогами прочь от Красной площади. Навстречу ему шла толпа. Он осторожно прижимал к груди руку, чтобы люди, спешащие на парад, не сорвали нечаянным движением медаль. Было бы неудобно. Неудобно ему, неудобно тем, кто пихал его локтями. Он шел и берег себя, но не для себя.