Выбрать главу

Учебы, как таковой, пока не было, только Реман привез девочке книжек и черную доску, на которой полагалось писать мелом. По утрам Блошка с сагами занимались садом, подметали дорожки, чистили пруд. Четверть сезона пролетела как один день. Только и считала Блошка семидневы по тому, когда ходила в Кувшинки помогать родственникам по хозяйству. Саг Реман собрал работников по деревням, и вместе они начали возводить пристройки к жилым комнатам. Из Тережского храма приехала пожилая толковательница Лелея с тремя детишками, собранными ею по селам: двумя мальчиками и одной девочкой. Блошка, если раньше тяготилась одиночеством (господин Фосваж в дочкой в храме почти не появлялся), то теперь даже взревновала немного: саги с новичками возились больше, чем с ней, уже прижившейся в храме. Потом детвора переехала в новую постройку, началась учеба (саги преподавали счет, письмо, историю, травоведение, духовное видение, языки Метрополии). В положенный срок все села отпраздновали Перекрест - самую темную ночь года, да как полагается отпраздновали - со множеством свечей, кострами, танцами и угощением.

Накануне Перекреста в село прибыл кликун с нашивкой в форме копья - знака правосудия. А через пару часов, почуяв опасность, адман Рец и его жена снялись с места и скрылись в лесах. Их искали несколько дней, подключили гарнизон, стоявший вдоль береговой линии для охраны от бершанцев, но попусту. Блошка сильно расстроилась, что осталась сиротой при живых родителях, бабке и дедушке. Но кипящая вокруг жизнь, родившиеся у Суши три котенка, первый снег и новые друзья запечатали тоску в ее сердце пусть не навсегда, но на годы, ведь сказано в летописях: живи одним днем и забудь жизнь прошлую. На Новый Год саг торжественно дал ей новое имя - Мейри, что на самом древнем языке означало 'рожденная в море'. На вопрос, откуда такое имя, если девочка моря и в глаза не видела, саг сослался на сон, в котором Блошка выходила на берег из морской пены. Друзьям девочки саг велел блохой подружку более не называть, а пухленькая серьезная Кара, соседка по комнате, переделала Мейри в Мей.

За несколько лет в храме Мейри из мелкой козявки превратилась в крепкого подростка с длинноватыми такшеарскими чертами смуглого лица и яркими карими глазами. Она хорошо училась и частенько помогала сагу Реману, так и прижившемуся в храме Четырех Сел, определять у селян хвори, хоть к обрядам очищения Дома ее, после случая с Маланой, больше не допускали. Нрав ее, одновременно к радости и сожалению сага Берфа, почти не изменился. Зла она в людях не терпела, любила уходить в лес и шалила так, что сама просила толковательницу Лелею по попе бить в разных местах, чтоб знать, на какую половинку когда присесть.

В год смерти королевы Магреты Мейри исполнилось шестнадцать.

Глава 1. Дары Приносящий

431 года от Подписания Хартии (сезон ранней осени).

Тормант

Тормант спешился и огляделся в раздумье. Где-то, на одной из бесчисленных развилок сельской дороги, он свернул не туда. Постепенно широкий тракт сменился узкой тропой, давно не знавшей тележных колес, и к селению путник, сделав изрядный крюк, подъехал со стороны подъемного моста (через неширокий, локтей в десять, но непреодолимый ров). У земляного вала на подгнившем шесту упиралась одним боком в землю табличка с коряво намалеванными тремя колодцами. Слева и справа заросли маслинника и шиповника подступали почти что к самому рву, оставляя тропинку вдоль края, по которой и пеший прошел бы с трудом. Нужно было решать, возвращаться ли назад в поисках пропущенной развилки, рискуя заплутать в сумерках, или стоит понадеяться на то, что местный кликун или прохожий пустит его внутрь. Заявить о своем присутствии Тормант не мог - деревянный мост над мутным потоком был поднят. Драть горло или бросать камни через ров он считал ниже своего достоинства. Да и услышат ли его за оградой, вот вопрос. Над бревенчатым забором виднелась клеть кликуна на дереве, но она была пуста и перекошена так, что годилась разве что мальчишкам для игр.

В воде что-то громко плескалось, может рыба, а может и прикормленная нечисть. Селение Чистые Колодцы (если это было оно и Тормант правильно понял подробные разъяснения корчмаря в Ко-Днебе), могло позволить себе окопаться глубоким оборонительным рвом (а уход за ним - большие деньги), значит, могло и заплатить охотникам, чтобы те запустили в него кое-что пострашнее рыбы. Многие деревни обходятся кликуном на дереве, некоторые возводят высокие стены, другие просто обсаживают окрестности колючими кустами. Местные жители демонстрировали немалую зажиточность.

Должно быть, ров питали окрестные речушки, множество которых путник встретил на своем пути. Тормант осторожно наклонился и вгляделся в зеленоватую муть. Откосы на всю высоту над водой были тщательно выровнены и обмазаны жёлтой глиной - хорошая работа. Кто же тут местный управитель? Чем поддерживает благосостояние: неплательщиков налогов гоняет на ремонт рва? Или не доносит до королевской казны, пуская сэкономленное на поддержку всеобщей безопасности? Впрочем, ему, Торманту, до того дела не было.

Солнце садилось, но жара спадала медленно. Солнечные лучи, тускнея, стекали по листве, тени удлинялись, густели, стрижи носились над водой, врываясь в тучи мошкары, пахло речной водой и яблоками. Конец второй четверти Дарителя в этом году выдался теплым и урожайным. Лишь вечер приносил желанную прохладу. Тормант решил ждать.

Он присел на камень в расслабленной, но, меж тем, изящной позе, расправив складки плаща, так что алая подклада с золотым шитьём заиграла на солнце. Его лицо сохраняло терпеливое, приятное выражение. Высокий, красивый мужчина с длинноватым смуглым лицом и ироничными, глубоко посаженными глазами - пастырь высокого ранга, жрец Храма Смерть Победивших, о чем свидетельствовали татуировки на левой скуле и правом виске. На виске - три строки на древнем языке ээксидере*: 'Принимаю. Смиряюсь. Верую' - знак того, что он душой и телом принадлежит своему Повелителю, и дорога назад для него закрыта. В каждой строке - по шесть букв ээксидера. На скуле - три строки, символизирующие его высокий ранг, каждая была добавлена после прохождения одного из трёх этапов посвящения: 'Слушаю. Говорю. Говорю, и меня слышат'. Вторая и третья строки были слегка рассечены шрамом, и буква 'Тоу' в слове 'оттову - говорю' походила на сломанную ветвь - символ смерти. Несостоявшийся убийца, руку которого, как верил Тормант, когда-то отклонил Домин за несколько секунд до смертоносного удара, словно указал пастырю: 'меньше говори, а больше действуй'. Этому завету Тормант следовал всю последующую жизнь.

Прошло не меньше получетверти, прежде чем стреноженный конь поднял голову и тихонько заржал. Тормант почувствовал чье-то присутствие. Порыв ветра донес невнятные голоса. За стеной что-то звякнуло, заскрежетало, мост дрогнул и со скрипом пошел вниз. Жреца встречали. Крепко сбитые доски глухо легли на плохо утоптанную тропинку. Тормант взял Люфия под уздцы, осторожно подвел его ближе ко рву через невысокий вал. Ворота распахнулись вовнутрь, и, щурясь от солнца, пастырь поклонился, приветствуя встречавших его за мостом.

Молодой парень, выглядывающий из-за створки ворот - страж-ополченец с арбалетом и в крапчатой от ржавчины кольчуге, высокий светловолосый мужчина лет тридцати, судя по вышитому на куртке дереву, символу градоустроения - здешний управитель. На нем Тормант задержал взгляд чуть дольше, чем на остальных. Случись жрецу необходимость отбирать людей, достойных продолжить на земной тверди род человеческий и передать потомкам качества телесной красоты, управитель Чистых Колодцев был бы не последним в списке. Смотрел мужчина внимательно, оценивающе, но без страха или настороженности, словно примеряя гостя на подвластные ему земли. По левую руку от него чуть не подпрыгивал от переполнявших его чувств, всем своим обильным лицом выражая радость и обожание, коренастый толстяк в черной сутане с традиционными кроваво-красными нашивками у шеи (пастырь одной строки - Мефей, припомнил Тормант). Рядом с пастырем топталась невысокая черноволосая дама средних лет в роскошном черном платье с кружевными вставками на груди, вся напудренная, напомаженная, надушенная так сильно, что запах горького апельсина перебивал даже вонь стоялой воды из рва, ― госпожа...как ее там...Катрина...Матрина ...Тормант помнил ее инициацию в столице - местная поклонница Храма, одна на всю деревню. За правым плечом управителя, хмурясь и гневно сверкая глазами, возвышался еще один участник торжественной встречи - сухопарый старик в бордовой рясе.